Занавес. Последнее дело Пуаро

– Необходимо было что-то выяснить про какой-то новый газ. Джон вызвался испытать его. Его заперли в резервуар часов на тридцать шесть и измеряли ему пульс, температуру и дыхание, чтобы выяснить воздействие газа и определить, одинаково ли оно на людей и животных. Это был страшный риск, как сказал мне один из профессоров впоследствии. Он легко мог скончаться. Но таков уж Джон – он совершенно забывает о собственной безопасности. Я думаю, чудесно быть таким, вы не находите? Мне бы никогда не хватило смелости.

– Да, тут действительно требовалось большое мужество, – согласился Пуаро, – чтобы совершить такое хладнокровно!

– Вот именно, – сказала Барбара Франклин. – Я ужасно горжусь им, но в то же время очень волнуюсь за него. Потому что, видите ли, на определенной стадии недостаточно морских свинок и лягушек. Нужна реакция человека. Вот почему я испытываю такой ужас при мысли о том, что Джон проведет на себе эксперимент с этим мерзким калабарским бобом и случится что-то страшное. – Она вздохнула и покачала головой. – Но он только смеется над моими страхами. Вы знаете, он действительно в некотором роде святой.

В этот момент к нам подошел Бойд Каррингтон.

– Привет, Бабе, ты готова?

– Да, Билл, жду тебя.

– Надеюсь, поездка не слишком тебя утомит.

– Конечно нет. Я уже сто лет не чувствовала себя так хорошо, как сегодня.

Она встала, мило улыбнулась нам с Пуаро и зашагала по лужайке со своим высоким спутником.

– Доктор Франклин – современный святой… гм, – произнес Пуаро.

– Довольно крутая смена настроения, – заметил я. – Впрочем, такова уж эта леди.

– Какова?

– Любит выступать в разных ролях. Один день – это непонятая жена, которой пренебрегают, завтра – страдающая женщина, готовая пожертвовать собой, которой ненавистна мысль, что она – обуза для любимого человека. А сегодня – это соратница, преклоняющаяся перед мужем-героем. Беда в том, что она немного переигрывает во всех этих ролях.

Пуаро задумчиво проговорил:

– Вы полагаете, миссис Франклин – дурочка, не так ли?

– Ну, я бы так не сказал – пожалуй, не очень блещет умом.

– Ах, она просто не в вашем вкусе.

– А кто в моем вкусе? – резко спросил я.

– Закройте глаза, – неожиданно пробормотал Пуаро, – и посмотрите, кого вам пошлют феи…

Я не успел ответить, как появилась сестра Крейвен, бежавшая прямо по газону. Она улыбнулась нам, сверкнув зубами, отперла дверь лаборатории, вошла внутрь и вновь появилась с парой перчаток.

– Сначала носовой платок, теперь перчатки – вечно что-то забывает, – бросила она на ходу и устремилась туда, где ждали Барбара Франклин и Бойд Каррингтон.

Миссис Франклин, подумалось мне, из тех беспомощных женщин, которые везде разбрасывают свои вещи, ожидая, что все будут за ними бегать, как будто так и надо. Она даже гордится этим. Я не раз слышал, как она с довольным видом говорила:

– Конечно, у меня голова как решето.

Я смотрел, как сестра Крейвен бежит по лужайке, пока она не скрылась из виду. Она бежала легко и красиво, тело ее было тренированным. Я невольно высказал вслух посетившую меня мысль:

– Наверно, эта девушка сыта по горло такой жизнью. Я имею в виду, когда приходится не столько ухаживать за больным, сколько быть на побегушках. Не думаю, что миссис Франклин очень уж добра и внимательна.

Ответ Пуаро сильно меня раздосадовал. Он прикрыл глаза и ни с того ни с сего прошептал:

– Золотисто-каштановые волосы.

Несомненно, у сестры Крейвен золотисто-каштановые волосы, но я не понимал, почему Пуаро выбрал именно эту минуту, чтобы сделать замечание по данному поводу.

Я ничего не ответил.

Глава 12

Мне кажется, на следующий день перед ленчем имел место разговор, оставивший у меня чувство смутного беспокойства.

Нас было четверо – Джудит, я, Бойд Каррингтон и Нортон.

Не помню, почему именно мы затронули эту тему, но говорили мы об эвтаназии – умерщвлении в случае неизлечимой болезни: доводы за и против.

Говорил главным образом Бойд Каррингтон, что вполне естественно. Нортон время от времени вставлял пару слов, а Джудит сидела молча, но слушала очень внимательно.

Сам я признался, что, хотя все говорят за то, чтобы принять эту практику, на деле меня что-то отталкивает от нее. Кроме того, по моему мнению, она дает слишком большую власть в руки родственников.

Нортон согласился со мной. Он добавил, что считает: это должно делаться лишь по желанию и с согласия пациента, когда после длительных страданий неизбежна смерть.

Бойд Каррингтон сказал:

– Да, но вот что любопытно. Хочет ли сам больной «покончить со страданиями», как мы говорим?

И он рассказал историю – по его словам, подлинную – о человеке, которого терзали ужасные боли. У него был неоперабельный рак. Больной попросил своего врача дать ему что-нибудь, чтобы покончить со всем этим. Доктор ответил: «Я не могу это сделать, старина». Позже, перед уходом, он положил на столик у кровати больного таблетки морфия, подробно объяснив, сколько нужно принимать и какая доза опасна. Хотя снотворное было в полном распоряжении пациента и тот мог принять роковую дозу, он этого не сделал.