Занавес. Последнее дело Пуаро

Да, мой друг, это странно – и смешно – и ужасно! Я, который не одобряет убийство, я, который ценит человеческую жизнь, закончил свою карьеру тем, что совершил убийство. Возможно, именно оттого, что я был слишком самодовольным, слишком уверенным в своей высокой нравственности, передо мной встала эта ужасная дилемма. Потому что, видите ли, Гастингс, тут имеется две стороны. Дело моей жизни – предотвращать убийство; но, с другой стороны, убийство – единственный способ, имевшийся в моем распоряжении! Не заблуждайтесь, X недосягаем для закона. Он в безопасности. Даже используя всю свою изобретательность, я не смог бы придумать, как победить его другим способом. И тем не менее, мой друг, мне не хотелось это делать. Я понимал, что нужно сделать, но не мог себя заставить. Я был как Гамлет – вечно оттягивал этот страшный день… И тут случилось первое покушение – покушение на миссис Латтрелл.

Мне было любопытно посмотреть, Гастингс, сработает ли ваше знаменитое чутье на очевидное. Оно сработало. Вашей самой первой реакцией было легкое подозрение на Нортона. И вы были совершенны правы. У вас не было оснований для этого подозрения, кроме абсолютно разумного, пусть и несколько вялого предположения, что он незначителен. Тут, полагаю, вы подошли очень близко к истине.

Я довольно тщательно ознакомился с историей жизни Нортона. Он был единственным сыном властной и деспотичной женщины. По-видимому, он не способен был самоутверждаться или навязывать свою волю другим. Он всегда немного прихрамывал и не мог принимать участия в школьных играх.

Одна из самых важных вещей, которую вы мне поведали, – это замечание о том, что над ним смеялись в школе, потому что его чуть не стошнило при виде мертвого кролика. Я думаю, именно этот случай произвел на Нортона неизгладимое впечатление. Он не выносил крови и насилия, и вследствие этого страдал его престиж. Он подсознательно ожидал возможности реабилитироваться, сделавшись смелым и безжалостным.

Вероятно, еще совсем юным он обнаружил, что способен влиять на людей. Он был хорошим слушателем, обладал спокойным нравом, вызывал к себе симпатию. Он нравился людям, и в то же время его не очень-то замечали. Нортона это обижало, но затем он стал этим пользоваться. Он открыл для себя, как до смешного просто можно, употребляя верные слова и стимулы, влиять на людей. Единственное, что требуется, – это понимать их, проникать в их мысли, в их тайные реакции и желания.

Вы понимаете, Гастингс, что подобное открытие могло подпитывать ощущение власти? Вот он, Стивен Нортон, которого все любят и слегка презирают, и он заставит людей делать то, что им не хочется, – или (заметьте!) то, что, как им кажется, они не хотят делать.

Я могу представить себе, как он все больше увлекался этим своим хобби… И мало-помалу у него развился нездоровый вкус к насилию, так сказать, из вторых рук. Насилие, на которое он сам был не способен в силу физических причин – за что его высмеивали.

Да, постепенно это хобби становится страстью, необходимостью! Это было наркотиком, Гастингс, наркотиком, которого он теперь так же жаждал, как жаждут опиума или кокаина.

Нортон, мягкосердечный и любящий, был тайным садистом. Наркотиком для него была боль, душевная пытка. В последние годы в мире возникла эта эпидемия. L’appetit vient en mangeant[38].

Этот наркотик питал две жажды – жажду садиста и жажду властолюбца. Он, Нортон, обладал ключами жизни и смерти.

Как любому наркоману, ему требовался запас наркотика. Он находил жертву за жертвой. Не сомневаюсь, что были еще случаи – кроме тех пяти, которые я проследил. В каждом из них он сыграл аналогичную роль. Он знал Этерингтона, он провел лето в деревне, где жил Риггз, и выпивал с Риггзом в местном пабе. В круизе он познакомился с Фредой Клей и сыграл на неотчетливой мысли, что, если ее старая тетушка умрет, это будет благо – избавление для старушки и материально обеспеченная и полная удовольствий жизнь для нее самой. Он был другом Личфилдов. Беседуя с ним, Маргарет Личфилд увидела себя в новом свете – героиней, избавляющей своих сестер от пожизненного заключения. Но я не верю, Гастингс, что кто-нибудь из этих людей совершил бы то, что они совершили, если бы не влияние Нортона.

А теперь мы переходим к событиям в Стайлз. Я уже некоторое время шел по следам Нортона. Он познакомился с Франклинами, и я сразу же почуял опасность. Вы должны понимать, что даже Нортону нужно иметь некий зародыш, который он мог бы культивировать. Нужно иметь зерно, которое уже находится в почве и из которого можно что-то вырастить. Например, что касается «Отелло», то я всегда считал, что в душе Отелло уже присутствует убеждение (возможно, правильное), что любовь Дездемоны к нему – страстное, неуравновешенное преклонение девушки перед знаменитым героем-воином, а не зрелая любовь женщины к Отелло-мужчине. Возможно, он сознавал, что настоящая пара для Дездемоны – Кассио и что со временем она тоже может это понять.