Занавес приподнят

— И все же — Думитреску! — прервал тягостную паузу Геббельс. — К тому же, насколько я понимаю, других у вас в резерве нет?! Впрочем, решать вам…

Гиммлер вскочил, словно ужаленный, резким движением сорвал с бледного носа золотое пенсне и с раздражением стал судорожно сжимать и разжимать его пружинистые рычажки.

— Простите, пожалуйста, Иозеф, — возразил Гиммлер, отчеканивая каждое слово. — Но ваше заключение является результатом очевидной и естественной неосведомленности об истинном положении дел…

Театральная поза имперского министра пропаганды, его наглая повадка вмешиваться не в свои дела возмутили и Канариса.

— Людей в резерве у нас более чем достаточно… — сдержанно произнес Канарис. — В том числе людей с именами, известными в ряде стран Европы. Для ясности отмечу, что есть кандидатуры весьма и весьма обнадеживающие…

Бескровное лицо Геббельса вытянулось еще больше.

— Кого вы имеете в виду? — резко повернувшись к начальнику абвера, нетерпеливо спросил Гиммлер.

— Генерала Антонеску, рейхсфюрер.

— М-так… — процедил сквозь зубы Гиммлер и, скрестив руки на груди, занял выжидательную позу. — Что о нем можете сказать?

— Абвер давно занят разработкой этой личности… Контакт у нас полный. Взгляды и устремления его нам абсолютно ясны. Лишь одно обстоятельство несколько настораживает…

— Какое именно? — перебил Гиммлер.

— Некоторое время генерал был военным атташе в Великобритании… — интригующе произнес Канарис и умолк. В действительности это обстоятельство нисколько не беспокоило адмирала, но он не упускал ни одного удобного случая, чтобы хоть вскользь не высказать свое подозрительное отношение к лицам, когда-либо соприкасавшимся с англичанами.

— Был военным атташе в Британии? Теперь припоминаю, кто этот Антонеску… — скороговоркой произнес Гиммлер. — Мне говорил о нем Гейдрих. Этот румын был завсегдатаем нашего клуба в Лондоне. По сведениям гестапо, весьма лестно о нем отзывался бывший председатель «англо-германского товарищества» лорд Маунттемпл.

Канарис знал все это. Знал он и многое другое из биографии румынского генерала, но не стал ни уточнять, ни излагать подробности. Желание сделать это у него отпало после сообщения Гиммлера. Он лишний раз убедился в том, что глава гестапо Рейнгардт Гейдрих все чаще и чаще бесцеремонно перехватывает агентов, которых абвер готовит долгие годы и на которых возлагает определенные надежды. И хотя внешне адмирал ничем не выдал своего неудовольствия, Гиммлер догадался, что допустил промах.

— Гейдрих мне говорил о нем в связи с тем, — поспешил он подсластить пилюлю, — что этого генерала прочили на пост председателя «румыно-германского содружества».

Канарис молчал, делая вид, будто воспринимает сообщение рейхсфюрера как обычную информацию.

— Так или иначе, господа, — вмешался Геббельс, — и Сима, и Думитреску, и этот генерал — свиньи одной породы! И альтернатива состоит в том, что, пока во главе этого племени нет человека нашей расы или хотя бы родственного нам по крови, проблему Румынии нельзя считать окончательно решенной в пользу рейха… А вы прекрасно знаете, что в настоящий момент именно эта часть Балкан больше, чем, пожалуй, любой другой район, привлекает внимание и волнует фюрера!

Каиарису надоело слушать напыщенные речи имперского министра пропаганды. К тому же он предчувствовал, что Гиммлер снова начнет полемизировать, доказывать, что после фюрера никто другой в рейхе так горячо не ратует за чистоту расы, как он.

— Вы абсолютно правы, господин доктор, — деликатно заметил Канарис. — И мне думается, что действительно, мы обязаны и можем поставить сейчас точку над «и». Если позволите, рейхсфюрер, — адмирал пристально взглянул на Гиммлера, — я изложу мнение абвера по данному вопросу.

— Да, пожалуйста…

— Вы не против, господин доктор? — обратился Канарис и к имперскому министру пропаганды.

Хитрый Геббельс сразу понял, что адмирал обратился к нему всего лишь из соображений такта. Тем не менее ому было приятно, что «легавый пес» — так он имел привычку называть в интимном кругу главу абвера — не только считается с ним, но и весьма серьезно остерегается его.

— Напротив, адмирал, — ответил Геббельс, — я с удовольствием послушаю!..

— Прежде всего, на мой взгляд, будет разумно оставить во главе легионеров, так сказать де-юре, Хорию Симу. Это избавит нас от недовольства и эксцессов, которые в противном случае возникнут среди его приверженцев. Какой-либо разлад внутри легионерского движения в настоящее время крайне нежелателен… Абвер и соответственно генеральный штаб возлагают на эту часть румынской агентуры определенные надежды, связанные с большими планами фюрера на Востоке… Затем, как мне думается, целесообразно возложить на штандартенфюрера СС Штольца, назначенного вами, рейхсфюрер, советником при нашем посольстве в Бухаресте, миссию повседневно направлять легионерское движение в нужное нам русло и неуклонно активизировать его деятельность. Таким образом, Штольц и явится руководителем легионеров де-факто…

— Разумная идея, господин адмирал! — не вытерпел Геббельс. — Не правда ли, Генрих?