Занавески

С о м о в. Да. Опасно выезжать за пределы Садового кольца. Нет уж, жить надо в кабинете! Как это ни глупо, а я затосковал по своему коту! Мой дорогой Мурлыка! Тебя в Америку не возьмут! И потом, родной запах мочи в парадной. Не успел уехать, а уже чувство приближения ностальгии! (Хохочет, вместе с ним смеется Лидия.)

Л и д и я. Сомик, сядь со мной!

С о м о в. Ух, Лида, сажусь… Тюрьма, ты моя тюрьма! Сажусь! (Садится с Лидией.)

Свет приглушается, освещаются  А н н а  и  У с о л ь ц е в а.

У с о л ь ц е в а. Вот, Аннушка, что я тебе скажу… Что-то меня торкнуло снутри… Посидела я, посидела да поняла. Кончилась моя окаянная жизнь! Все, Аннушка, отмучилась! Легко стало, хорошо. Счас к своим пойду. Одно худо, не отпоют!.. Так у меня к тебе вот чо… Тут у меня деньжонки. (Достает пакетик, перевязанный платком.) Тут у меня, Анна, три тыщи. Куплять было нечего, так они сами скопились. Ты их возьми себе. А вот тут сто рублев. Дак ты их в церкву отдай, пусть помянут.

А н н а. Не возьму я…

У с о л ь ц е в а. Возьми, сестра. Христа ради прошу, возьми.

А н н а. Смокла ты!

У с о л ь ц е в а. Вода пошла… Ну и хорошо. Счас помру. Держи-ка деньги. Держи… на, я прилягу. Ловчее будет. Не хочу согнутой помереть. Жила согнутой, так хоть помру прямо. Бери, холера! Да поезжай к старику. Он хороший. Бери!

А н н а. Беру, беру, родимая!

У с о л ь ц е в а. Уходи…

Анна отходит. Усольцева ложится. Общий вагонный свет.

Д а ш а. Коль, а с чего у тебя болезнь?

К о л я. Били… меня отчим бил… Он санитаром в психиатрической клинике работал. Большой. Мамка говорила, мяса много! Он и мамку бил!..

К а т я. Слушай, Коля, меня раздражает твое слово «мамка». Ну ты же интеллигентный человек. И не дурак.

К о л я. Я не замечал… Это оттуда, от санитара. Я его боялся и очень ему угождал, только чтобы он не бил. Он всегда так говорил: «Где мамка? Мамка, иди сюда…» Вот и вошло в меня… Пиво ему принесешь, а он кулаком в темя… Очнусь, а он сидит пиво пьет, наблюдает. Опыты ставил. После я в больнице лежал… С больницы пришел, а его уже нет. И меня уже нет…

К а т я. А есть ли где-нибудь счастливая жизнь?

Д а ш а. Есть. У богатых есть.

К а т я. А кто у нас богатые? У нас нет ни бедных, ни богатых. У нас все равны!

Д а ш а. Да я так…

К а т я. Ты что, испугалась? Есть у нас и богатые.

Д а ш а. А вы?

К а т я. Мы? Нет… Зачем тебе это?

Д а ш а. Не знаю… А Иван-то один, тебе Иван нравится?

К а т я. Мне?

Д а ш а. Тебе.

К а т я. Я об этом не думала. Мне Коля нравится!

Д а ш а. Иван хороший. Я таких еще не видела…

К а т я. Ну иди к нему.

Д а ш а. Мне неловко.

К а т я. Иди.

Д а ш а. Спрошу, может, воды надо… Мало ли чего? (Уходит.)

К о л я. Вы любите за жизнью наблюдать?

К а т я. Это как?

К о л я. А вот, скажем, смотришь на человека и видишь, как подрагивает у него рука, шнурок на ботинке развязан. Как он в окно смотрит. По этим кусочкам человека составлять, но уже своего, словно вот это он один, сам собою сидит, а другой в тебе, тобою сделанный. Интересно. Я людей жалею, а меня не видят. Вот и вы… Вы меня так и не заметили. Маленько со мной поиграли…

К а т я. Извини, Коля, честное слово, так скверно на душе…

К о л я. Вам надо поговорить, вам отца утешить надо. Я за ним наблюдал. Он хороший.

К а т я. Что ты заладил! Плохой, хороший! Нету ни плохих, ни хороших! Есть разные! И что? Подойду, скажу: папочка, здравствуй. А у меня к нему никаких чувств! Что я о нем знаю? Как он пьяный сидит на нашей кухне! Его живопись я не понимаю… Жизнь рассыпалась, не начавшись! Хочу в Америку, в Европу хочу! Нет… хочу в деревню.

К о л я. В деревне плохо. И деревни нету. Я на книгах воспитан. И очень любил книжную деревню. Я и забыл, что когда-то в колхозы людей сгоняли. Приехали мы с мамой, а нас поселили в баньке. Больше, говорят, жить негде. А под полом вода стоит, сажей пахнет… Оконце маленькое… И так страшно! Так пусто! В магазине люди ругаются. Зачем, говорят, к нам тунеядцев посылают! Хлеба не всегда дают… Люди злые! Пьют много… В себя смотрят. Церковь забитая, разрушенная. В нее как в уборную ходят. Радости никакой. А глаза такие у людей, словно они кого убили. Спасибо дедушке, к себе берет.

Катя гладит по лицу Колю и идет к Шишигину.

К а т я. Как тихо стало… Где мы сейчас?

Ш и ш и г и н. Мне почему-то печень показалась похожей на кальмара. Лежит этакая синяя, обвисшая. Лежит и умирает. Она умирает, а я-то хочу жить!

К а т я. Болит, да?

Ш и ш и г и н. В морг не хочу. Почему, не могу понять. В ум не входит, что мне-то будет все равно. Что меня не станет, когда этот морг! Так ведь нет, боюсь, не хочу, а скоро надо будет…

К а т я. Пап, ты что?

Ш и ш и г и н. Доченька… Я думал, я уверен был, что ты никогда мне этого слова не скажешь…

К а т я. Смотри, мама уснула на плече Сомова.

Ш и ш и г и н. Она его любит…

К а т я. А ты ее?