— Пока все, молодой человек, — обратился старшина к Гарвину. — Возвращайтесь в комнату ожидания. Вы не должны говорить другим свидетелям, какие вопросы вам задавались, и никому не рассказывайте о своих показаниях.
Гарвин вышел.
— Насколько я понимаю, Билл, — вновь заговорил старшина, — будет неплохо, если вы объясните свое поведение.
Присяжные согласно закивали.
— Что ж, господа, с моей точки зрения, мы имеем дело с убийством. Хладнокровным, тщательно спланированным, загодя подготовленным.
— Все это чистая выдумка, ничем не подтвержденная, — возразил Медфорд. — Но, если вы и подумали, что совершено убийство, ваши действия тем более сомнительны. Как вы могли вывезти из округа одного из, если не главного, подозреваемого? Как мне представляется, господа, именно Гарвин зашел в конюшню с той женщиной. И, похоже, находился там, когда ее лягнула лошадь. А потом убежал и, чтобы снять с себя подозрения, обставил все так, будто приехал в Роквилль лишь для того, чтобы повидаться с дочерью Терлока.
И сейчас я хочу пригласить сюда дочь Терлока и доказать, что она не знала, где находился Гарвин в те минуты, когда умерла Эстелл Никольс. Бетти Терлок назначила Гарвину свидание, а тот опоздал чуть ли не на час, потому что в это время он находился на конюшне Колхауна вместе с Эстелл Никольс. Могу я пригласить Бетти Терлок?
— Я только начал объяснять свои действия, как окружной прокурор перебил меня, — заметил шериф.
Старшина кивнул.
— Можете продолжать, Билл, мы вас внимательно слушаем.
— Когда имеешь дело с убийством, многие мелочи становятся весьма существенными. Многие, но не каждая из них. Так что я полагаю, нет никакого смысла вызывать такую милую девушку, как Бетти Терлок, и заставлять ее отвечать на вопросы перед Большим жюри, чтобы доказать, что молодой человек, которого она любит, чуть опоздал на свидание.
— Очень уж вы разборчивы с этими мелочами, — усмехнулся Медфорд. — Опоздание Гарвина для вас пустяк, а из расхождения в полдюйма между подковой кобылы…
— Не помолчать ли вам, Раш Медфорд, — прервал его шериф. — Сейчас я даю пояснения Большому жюри. Потом вы сможете высказать свои соображения.
— Это справедливо, Раш, — согласился с Элдоном старшина. — Дайте Биллу выговориться.
— Так вот, господа, называя случившееся хладнокровным тщательно спланированным убийством, я полностью отвечаю за свои слова. На копытах кобылы подковы номер один. Отметина на лбу убитой сделана подковой номер два. Кобыла просто не могла ударить женщину в лоб, стоя у кормушки. Слишком высоко. Кроме того, характер раны ясно указывает, что основная сила удара пришлась на ВЕРХНЮЮ часть подковы, то есть удар наносился сверху. Если бы женщину лягнула кобыла, основная сила пришлась бы на НИЖНЮЮ часть.
Медфорд пренебрежительно фыркнул.
— Вы привели очень уж веский аргумент. Доказали, что кобыла не могла лягнуть эту женщину.
— Вы правы, Медфорд, — кивнул шериф. — Главное вы уловили. Если желаете, можете посмотреть, чем убили Эстелл Никольс.
Шериф глянул на Куинлэна. Тот подошел, держа в руках железную дубинку с приваренной к ней подковой.
Присяжные повскакивали со стульев и окружили Куинлэна, рассматривая орудие убийства.
— Где вы это взяли? — просипел Медфорд.
— Неважно, — отмахнулся шериф. — С вашего разрешения, я продолжаю. Господа, только ничего не трогайте, потому что на подкове остались кровь и волосы, которые могут потребоваться нам, как вещественные улики. На самой дубинке отпечатков пальцев нет, ее аккуратно протерли мягкой кожей. Если вы сядете, я расскажу вам, что произошло.
Присяжные заняли свои места. Окружной прокурор склонился над орудием убийства.
— Чтобы убить женщину подковой и представить все так, будто ее лягнула лошадь, необходимо, чтобы все знали, что она заходила в конюшню. Вот я и думаю, что Эстелл Никольс подписала свой смертный приговор, указав в письме к подруге, что собирается спать в конюшнях, если возникнет такая необходимость. И человек, знавший об этом письме, завел Эстелл на конюшню и, улучив удобный момент, ударил ее по голове дубинкой.
Чтобы все выглядело естественно, он не мог нанести более одного удара. При нем находился и дневник, а убить наверняка он мог, лишь ухватившись за дубинку обеими руками. Страницу из дневника он уже вырвал, собственно, только за этим дневник ему и понадобился. И, чтобы освободить вторую руку, он бросил дневник в кормушку, а уж затем взмахнул дубинкой.
Убийца намеревался забрать дневник позже, но не учел, что ему может помешать кобыла. А она так нервничала, что убийца побоялся входить в стойло. С другой стороны, искомая страница, которую он хотел уничтожить, уже лежала у него в кармане, поэтому он мог оставить дневник в кормушке.
— Вы полагаете, это был мужчина? — спросил старшина.
— Разумеется. Во-первых, посмотрите на сварку. Вы же не пойдете в первую попавшуюся мастерскую и не станете просить, чтобы к вашей дубинке приварили подкову. Нет, убийца все сделал сам. Конечно, сейчас и женщины умеют обращаться со сварочным аппаратом, но мне представляется, что это мужская работа.