Отец просто и ясно начинает рассказывать нам с Евгешкой, что такое двуполые и однополые цветы, однодомные и двудомные растения. Все эти названия мне кажутся странными и смешными; мне не всё понятно; но красненькие кисточки женских цветов орешника с этого дня полюбились мне на всю мою жизнь.
До сих пор цветение орешника служит для меня одним из самых милых вестников наступающей весны. Каждую весну я стараюсь поглядеть первое распускание орешника где-нибудь в лесу или хоть в саду, либо срезаю себе веточки заранее и, поставив их в воду, слежу дома за распусканием.
Только в зиму, проведенную в Крыму, орешник меня разочаровал. Во-первых, куда же ему было угнаться за новыми для меня прелестями крымской весенней флоры. Во-вторых, до января было тепло, и орешник отлично цвёл в конце декабря; мой вестник весеннего тепла в Крыму оказался вестником зимних холодов и непрочных крымских снегов.
Наш лесной орех, или лещина (
Всё это — очень интересно, но уже слишком далеко отвлекло бы нас от рассказа.
Вернёмся на опушку леса.
Евгешка высмотрел липку. Он берёт у меня перочинный нож, вырезает из липовой ветки небольшую прямую палочку, делает на ней надрез и начинает колотить по ней черенком ножа. После этой операции липовая кора, к моему изумлению, легко снимается, образуя аккуратненькую трубочку с надрезом. Ещё несколько добавлений, и из трубочки выходит отличный свисток. Евгешка подносит его мне и говорит:
— Погоди, я потолще липку найду, тебе бочоночек сделаю.
— Ну, ты, Евгений Онегин! — замечает отец, — ты поосторожней с липками-то: ведь лес-то не наш с тобой. Ну, как сторож увидит?
— Ничего! — задорно отвечает Евгешка, — меня дед Михайла знает; я ведь не с топором иду!
Он уходит глубже в лес, а мы с отцом продолжаем путь вдоль опушки. Кроме начинающих желтеть своими тычинками «зайчиков» на ивняке, на котором лепится несколько первых пчел, нигде ещё ничего цветущего не видно. Отец идет потихоньку впереди, пристально приглядываясь в сторону леса. Вдруг, он останавливается с радостным восклицанием:
— Ну, вот она, наконец! Её-то мне и надо. Вот и ещё! Посмотри, какая прелесть!
Он указывает мне на два маленьких, жиденьких кустика, совершенно без листьев. Издали мне кажется, что их веточки обросли каким-то мхом или лишаем, но, подойдя ближе, я разглядываю, что веточки покрыты густосидящими красивыми лилово-розовыми цветами.
— Что это, сирень? — спрашиваю я.
— Нет, брат, не сирень, но тоже хорошо пахнет. Понюхай. Это — дафна, по латыни называют её дафне мезереум (
Я срываю веточку и ощущаю приятный, сладкий, несколько одуряющий запах.
— А по-русски она как называется? — спрашиваю я. — Дикая сирень?
— Нет, брат, сирени она совсем не сродни; другого семейства. Вот этот ясень гораздо ближе к сирени; он с ней одного семейства. Ну, да этого тебе ещё не понять!