Занимательная энтимология

Укол яйцеклада — кратковременное раздражение. Стебелек яйца, оказавшийся в коже, — раздражение более длительное. Но и оно казалось бы пустяком, если бы не сама личинка. Едва высунув голову из скорлупок яйца, она впивается своими крючками-челюстями в кожу гусеницы и начинает сосать. Это раздражение не минутное, не часовое, не суточное. Оно длится много дней.

Конечно, гусеница тянется головой к тому месту, где в ее кожу впились челюсти паразита. Дотянется — сорвет его. Пусть останется в коже стебелек яйца, пусть останется на коже и мертвый паразит. Гусеницу раздражает именно сосание, беспокоят впившиеся и хоть чуть, да двигающиеся челюсти.

Дотянуться до личинки-паразита, прицепившейся к ее коже тут же сзади головы, гусеница не может: так не изогнешься. Личинки, оказавшиеся где-то за серединой туловища, доступны челюстям гусеницы.

Великая сила — естественный отбор — привела к тому, что у самок паниска выработалась повадка откладывать яйца сразу сзади головы гусеницы.

Конечно, не всегда паниск колет правильно: бывают и ошибки. Про свою самку я сказал бы так: она в пылу свалки перепутала концы гусеницы, приняла задний конец за головной.

Сделавшая такую грубую ошибку самка была интереснее обычной. И я перенес ее в отдельный садок.

Завтра, получив новую гусеницу, ошибется ли она снова?

А пока… пока я не впускаю новой пары в садок. Сегодня дальнейшие наблюдения над стычками панисков с гусеницами оставлены. Я сижу и слежу за гусеницей с неудачно отложенными яйцами.

Она беспокойно ползает, вертит головой, изгибается. Отложенные яйца раздражают ее, и она тянется головой к этому месту.

Изогнувшись, гусеница тычет головой в свои бока, спину. Водит ею по коже, ощупывает вытянутыми челюстями все складки, перетяжки между кольцами.

Она схватывает челюстями раскрытые скорлупки яйца, разрывает их. Личинка ранена. Через двадцать минут гибнет и вторая личинка.

Яиц на гусенице не осталось. Но уж очень раздраженная, она никак не может успокоиться.

Мне не пришлось жертвовать личинками, чтобы узнать, как они удерживаются в скорлупках. У меня оказалось множество яиц, и притом обреченных на гибель.

Вечером, выбирая паниска для очередной гусеницы, я заметил на дне садка какие-то черные зернышки. Они выглядели чем-то очень знакомым.

Что это?

Не успев взглянуть на них в лупу, я догадался: яйца паниска. Лупа подтвердила догадку.

Как и почему они оказались на дне садка? Причина проста. Яйца созревали и одно за другим продвигались к выходу. Находила самка гусеницу — она откладывала на нее несколько созревших яиц. Освобождалось место для очередных созревающих яиц. Самка искала новую гусеницу, находила, откладывала яйца. И так, пока не будет исчерпан запас яиц.

Гусеницы нет, яйца отложить не на кого. Но очередная партия созрела, эти яйца не могут долго оставаться в самке. И они выбрасываются. Самка роняет их где придется.

Это уже было известно, и теперь-то я вспомнил, что где-то читал об этом. Я не открыл ничего нового.

Почти все яйца были раскрыты. Но личинки в некоторых из них уже умерли.

Я беру плоскую стеклянную чашечку. Наливаю в нее чуть-чуть воды, кладу яйцо. Ставлю чашечку на столик бинокулярного микроскопа. Острыми иголочками осторожно растягиваю скорлупки яйца. Отщипываю их по кусочкам и вижу брюшко личинки, его кончик.

Он усажен острыми шипиками, направленными вперед. Если потащить личинку за голову, то щипики крепко цепляют за скорлупку.

Вот и ответ на второй вопрос: как удерживается личинка в скорлупках яйца?

Стебелек яйца хорошо укреплен в коже гусеницы. Шипиками личинка прицепилась к скорлупкам. А впереди ее держат еще и челюсти: она впилась ими в кожу гусеницы.

Оставалось получить ответ на первый вопрос. Для этого нужно было запастись терпением. У меня его достаточно. День за днем я слежу за гусеницами и личинками паниска и жду.

Три дня личинка не отрывала рта от кожи гусеницы. Но не грызла и не кусала ее. Впившись челюстями, она сосала, сосала и сосала.

Гусенице было не по себе. Она вертелась на все лады, свертывалась и развертывалась. Изгибалась, пробовала куснуть то место, где сосал паразит. Но паниск отложил яйца тут же, сзади головы. Личинки оказались на «загривке» гусеницы. Ну, а до своего загривка челюстями не дотянешься.

Прошло три дня. Личинка перелиняла: сбросила старую кожицу.

Переменив кожу, паразит не изменил своей жизни. Он опять впился в гусеницу и принялся сосать.

Теперь личинка сосала на другом месте, правда, совсем близко от старого. Когда она линяла, то перелиняли и ее челюсти. С них тоже сошел старый покров, и личинка вытащила из него челюсти словно из чехла. Вонзив челюсти рядом с остатками старых, личинка опять принялась сосать. Сброшенная кожа так и осталась на гусенице.

Теперь личинка-паразит еще прочнее держалась за гусеницу. Конец ее брюшка остался внутри старой шиповатой шкурки. Шипы шкурки крепко цеплялись за скорлупки яиц, а эти сидели на прочном стебельке. Спереди старую шкурку удерживали остатки челюстей. Убежище личинки было прикреплено к гусенице в двух местах, да и сама она вцепилась челюстями.