Другая невыгода дел — это их зависимость от случая, который сначала должен обусловить их возможность; к этому присоединяется еще, что слава их определяется не одной только внутренней ценностью, но также и обстоятельствами, сообщающими им важность и блеск. К тому же, слава эта, если, как на войне, дела имеют чисто личный характер, зависит от показания многих очевидцев, а последние не всегда найдутся, да и не всегда бывают добросовестны и беспристрастны. Преимущество же дел, напротив, — то, что они, как нечто практическое, доступны суждению всех вообще людей… Обратное бывает с творениями: возникновение их зависит не от случайности, а исключительно от их творца, и пока они остаются тем, что они такое сами по себе. Зато с ними связана трудность оценки тем большая, чем высшего они порядка… Но зато опять-таки о славе творений решает не одна только инстанция, — здесь может быть и апелляция. Ибо если от дел до потомства, как сказано, доходит только память, да и то в таком виде, как передадут ее современники, то творения, напротив, выживают сами, притом так, как они есть, разве только утратятся отдельные части… Скорее даже, часто лишь время постепенно приводит с собою немногих действительно компетентных судей (…): они последовательно подают свой веский голос, и таким образом — иногда, правда, лишь по прошествии столетий — получается вполне правильная оценка, остающаяся уже незыблемой на все будущее время. Настолько прочна, даже прямо непреложна слава творений. (…) Обыкновенно даже, чем продолжительнее будет держаться слава, тем позже она появляется, — ведь все превосходное созревает лишь медленно. Слава, которой суждено перейти в потомство».
А. Шопенгауэр несколько преувеличивает различие дел и творений, но в принципе, по большому счету он прав. Ограниченность философии дела обнаруживается также при сопоставлении слова и дела, мысли и действия. Наша речь и наше мышление не поглощаются целиком делами и действиями. Они играют в жизни относительно самостоятельную роль. Более того, их порой противопоставляют делу-действию. Не всегда за словами непосредственно следуют дела. И, тем более, мысль далеко не всегда воплощается в действии. И хорошо, что не всякое слово и не всякая мысль воплощаются в деле-действии.
Между словом-мыслью и делом-действием должна быть известная дистанция, что-то вроде карантина, по принципу «семь раз отмерь, один раз отрежь». Иное хорошее слово или мысль можно испоганить-извратить поспешной реализацией. Здесь очень важно учитывать место и время. А уж о дурных словах-мыслях и говорить нечего: лучше бы они вообще не воплощались в делах-действиях!
Еще более ограниченность философии дела дает о себе знать при сопоставлении дела и игры. Игра — очень важный элемент жизни и она далеко не всегда сопрягается с делом (в качестве такого явного сопряжения можно упомянуть лишь деловую игру).
Прагматизм ситуативен
и поэтому антиинтеллекту ал ей. Ведь ум-интеллект по-хорошему везде «суёт свой нос», ему до всего есть дело, он пытается заглянуть и в далекое прошлое и в далекое будущее. Дальновидность — основная черта, основной признак ума-интеллекта. А прагматизм недальновиден, как правило, имеет дело лишь с непосредственными результатами-эффектами деятельности, не заглядывает далеко в будущее, не пытается ответить на вопрос, каковы последствия деятельности и, тем более, каковы отдаленные последствия деятельности. Образно говоря, прагматически настроенному человеку интересно лишь то, что происходит «здесь и сейчас»; он, как правило, не видит дальше собственного носа.Прагматизм может быть хорош в частностях, когда ты «копаешься в земле», но плох, когда ты хочешь заглянуть за горизонт, когда ты пытаешься осмыслить, оценить жизнь в целом, как целое (и не только свою жизнь, а жизнь людей, человечества, жизнь на Земле-матушке).
Приверженцев прагматизма можно уподобить слепцам из притчи, которые, ощупывая слона, по-разному характеризовали его. Вот одна из версий притчи:
«Четверо слепых подошли к слону. Один дотронулся до ноги слона и сказал: „Слон похож на столб“. Другой дотронулся до хобота и сказал: „Слон похож на толстую дубину“.
Третий дотронулся до живота слона и сказал: „Слон похож на огромную бочку“. Четвёртый дотронулся до ушей и сказал: „Слон похож на большую корзину“. И потом они начали спорить между собой относительно того, каков слон.
Прохожий, услышав их спор и ссору, спросил, о чём идёт речь. Они рассказали ему всё и попросили его рассудить их. И прохожий сказал: „Никто из вас не видал слона. Слон совсем не похож на столб, но его ноги похожи на столбы. И он не похож на бочку, только его живот похож на бочку, и он не похож на корзину — его уши похожи, и также он не похож на дубину, а только его хобот похож. Слон соединяет в себе всё это вместе“».