Занимательная Греция

В Сицилии Агафокл застал такое отчаянное положение, что готов был отказаться от тиранической власти. Бывалые друзья его уняли: «От тиранической власти живыми не уходят». Он заключил мир с карфагенянами, соглашение с соперниками, восстановил мир, стал восстанавливать власть. Здесь застала его смерть. Говорили, будто родной внук, сын погибшего Архагата, отравил Агафокла, подложив ему отравленную зубочистку. Яд ее разъедал десны и вызывал такие мучения, что Агафокл будто бы приказал сжечь себя заживо на погребальном костре.

СВИРЕЛЬ ФЕОКРИТА

Пока Сицилию разрывали на части тираны и тираноборцы, об этой же самой Сицилии сочинялись безмятежные и нежные стихи. В этих стихах Сицилия оказывалась сказочным краем вечного золотого покоя, где живут кроткие пастухи, пасут блеющие стада, любят своих пастушек и состязаются в игре на свирели и в простодушных песнях о своей жизни и своей любви. Эти быстро входившие в моду стихи назывались «идиллии» — «картинки»; они очень нравились горожанам, давно расставшимся с настоящим сельским трудом, но не переставшим говорить, как они любят мирную сельскую жизнь на лоне природы. Потом поэты стали поселять своих пастушков не в Сицилии, а в Аркадии, но первый поэт-идиллик писал о Сицилии, потому что сам был из Сицилии. Его звали Феокрит; он родился в Сиракузах как раз при Агафокле, а жил потом далеко, в египетской Александрии.

У Пушкина Евгений Онегин, когда хотел пооригинальничать, «бранил Гомера, Феокрита», которых все знали со школьной скамьи, и разговаривал о науке политической экономии, которую бе знал никто. Гомера знаем и мы, с него начиналась классическая греческая поэзия; познакомимся же и с Феокритом, на котором она, можно сказать, кончается.

Встретились Дафнис с Меналком, коровий пастух и овечий:

Оба они белокуры, по возрасту оба — подростки,

Оба играть мастера на свирели и в пенье искусны.

Первым, на Дафниса глянув, Меналк к нему так обратился:

«Сторож мычащих коров, не сразиться ли, Дафнис, нам в пенье?

Стоит мне захотеть — и я мигом тебя одолею».

Дафнис на это в ответ обратил к нему слово такое:

«Пастырь мохнатых овец, ты мастер, Меналк, на свирели,

Но хоть из кожи ты лезь, не видать тебе в пенье победы».

Меналк. Хочешь помериться силой? Согласен ли выставить ставку?

Дафнис. Смериться силой готов и выставить ставку согласен.

Меналк. Ставлю мою свирель: хороша, с девятью голосами,

Вся белоснежным воском покрыта от верха до низа.

Дафнис. И у меня есть свирель, и моя с девятью голосами,

Сам я ее вырезал, — погляди, еще палец не зажил.

Меналк. Кто же нам будет судьей? И послушает кто наши песни?

Дафнис. А позовем вон того пастуха от козьего стада!

Мальчики кликнули громко. Пастух подошел, услыхавши.

Мальчики начали песни — пастух был над ними судьею.

Меналк. Нимфы рек и долин, у которых я пел на свирели!

Бели вам нравились песни мои, то послушайте просьбу:

Дайте овечкам моим вы сытную травку; но если

Дафнис пригонит коров, то пускай и они попасутся.

Дафнис. Всюду весна, и повсюду стада, и поввюду теснятся

Наши телята к коровам, сосут материнское вымя.

Милая девушка мимо прошла; а как скрылась из виду,

Даже быки загрустили, а я, их пастух, — и подавно.

Меналк. Я не хочу ни угодий Пелопа, ни золота Креза,

Я не хочу побеждать бегунов, быстроногих как ветер.

Песни хотел бы я петь над морем, с красавицей рядом,

Глядя за стадом моим на приморском лугу сицилийском.

Дафнис. Гибнут деревья от стужи, от засухи гибнут потоки,

Птице погибель — силки, а зверю — капканы и сети.

Гибель мужчине — от нежной красавицы. Зевс, наш родитель!

Ведь не один я влюблен: ты и сам был к красавицам нежен.

Меналк. Добрый волк, пощади моих коз, не трогай козляток

И не кусай меня. Я мал, но о многих забочусь.

Ты же, рыжий мой пес, разоспался больно уж крепко:

Это не дело — так спать, коли мне помогать ты назначен.

Дафнис. Раз чернобровая девушка, видя, как гнал я теляток,

Мне закричала вдогонку, смеясь: «Красавец, красавец!»

Я ж ни словечка в ответ, ни насмешки в ответ на насмешку:

В землю потупив глаза, пошел я своею дорогой.

Меналк. Овцы, щиплите смелей зеленую свежую травку:

Прежде чем кончите вы, подрасти успеет другая. Живо!

Паситесь, паситесь, наполните вымя полнее:

Пусть будут сыты ягнята; остаток заквасим в кувшинах.

Дафнис. Сладко мне слышать мычанье коров и дыхание телок,

Сладко мне летом дремать близ потока под небом открытым.

Желуди — дуба краса, для яблони плод — украшенье,

Матка гордится теленком, пастух же — своими стадами.

Кончили мальчики песни, и так козопас им промолвил:

«Сладко ты, Дафнис, поешь, на диво твой голос приятен,

Радостней пенье твое, чем мед из пчелиного сота.

Вот — получи же свирель. Добился ты в пенье победы.

Если б меня, козопаса, ты мог научить этим песням —

Я бы за это тебе подарил и козу и подойник».

Дафнис так рад был победе, что громко в ладоши захлопал,

В воздух подпрыгнул, как юный олень, завидевший матку.

И отвернулся Меналк, печально и грустно поникнув:

Плакал он так, как будто невеста пред скорою свадьбой.

Первым меж всех пастухов с той поры стал славиться Дафнис;

Скоро, совсем молодым, он женился на нимфе Наиде.