Он был полностью одет, все было в порядке, но вот лицо… Лицо выглядело странно, необычно темные и большие мешки под глазами, голова обмотана бинтами. Сыновья по-прежнему сидели на кухне, все происходило достаточно быстро – санитары позвонили в дверь, Люда открыла, и они внесли Пашу в квартиру, давая понять, что им нужно место, куда его можно было бы выгрузить. В этот момент Гоша зашел в гостиную, он все увидел и понял – отцу плохо. Семья еще не знала, что конкретно случилось, и только наблюдала Пашино припухшее лицо с проступающими пятнами разных оттенков.
Гоши не было на кухне секунд 20, и свободный гражданин по имени Андрей так же вошел в комнату, подгоняемый любопытством. Так получилось, что он был не очень большим человечком и легко стал одним из тех, кто находился очень близко к Павлу. Люда уже ничего не могла поделать, и Гоша тоже. Но отец семейства был в сознании:
– Привет, отойди, дай людям закончить, – скомандовал отец, пусть и немного медленно.
Андрюша тут же отошел. Для него этот приказ стал подобен волшебной пилюле – он теперь знал, что делать – нужно отойти. В квартире было достаточно тихо – никто не паниковал, во всяком случае внешне. Андрей подумал, что такое случается, а у него-то и подавно нет опыта решения таких ситуаций. И когда мать сказала ему, что он может пойти погулять, потому что папе нужно отдохнуть, он попятился в коридор, надел обувь и вышел из квартиры. Казалось, он смирился и уже через несколько минут начал жить дальше. Но так ли это…
Медбратья объяснили Людмиле ситуацию, рассказали, что ей нужно делать дальше – и удалились. Задача была несложная: просто ухаживать, проводить в туалет и ванную, приглядывать, кормить и следить за тем, чтоб муж не забывал принимать лекарства.
А случилось, собственно, следующее: Паша работал в цехе помощником при сборке трактора, хоть не самого большого. Главный конструктор попросил подать ему нужную деталь, Павел наклонился, конструктор удачно установил деталь в двигатель, отошел и в следующую секунду, когда он уже вылез из-под капота, а Павел в меру своей любознательности продолжал наблюдать за каждым его движением, и в тот миг, как Паша также стал подниматься из-под капота, тот просто упал, угодив ему железной частью, которая служила креплением при сцеплении с нижней, точно в темечко. Крепление по форме напоминало якорь – тяжелый железный якорь. Но даже этого Павел вспомнить не мог. Проще говоря, в его черепе образовалась трещина – дальше была больница, перевязки, и вот он дома – вроде бы, все обошлось.
Такое могло случится с любой семьей, но случилось с этой. Павел был просто помощником, страховок и прочих вещей тогда не существовало, максимум, на что он мог рассчитывать, – двухмесячный отпуск «за счет заведения» и пионерский лагерь детям. Но и этого добиться не удалось, так как действия Павла были не совсем правомерными: ведь в его обязанности не входило засовывать голову между капотом и нижней частью трактора, а значит, он это сделал по своей собственной инициативе, что равно – не по протоколу. Таким образом, сам виноват – любопытной Варваре нос оторвали.
Не смешно.
Люда все понимала и надеялась на лучшее. Радовало только то, что мальчики уже не совсем маленькие и могли помогать. Вопреки предсказаниям медиков Павел со временем не окреп, более того, даже его вид не стал менее жалким, за две недели он очень потерял в весе, его одолевали головные боли и головокружения, из-за этого или еще из-за чего он не мог нормально питаться. Семья перестала на время улыбаться, только изредка, очень изредка…
Суд да дело, через три недели очень тихо Паша умер.
4
Люда видела, как он умирал, она вызвала скорую помощь. Мальчишки уже знали: когда мать вызывает скорую помощь, нужно идти спать или заниматься своими делами. Так и в тот раз. Конечно, Гоша видел последние вздохи отца, никто не плакал, не устраивал истерик – они просто приняли этот факт, по крайней мере, их поведение об этом говорило. Вокруг были санитары, но вся семья понимала – они сделали все, что могли, – и все просто сидели у кровати человека, который дышал в последний раз: они знали, что завтра он больше не сделает ни единого вдоха. Но молчали. Люда просто иногда говорила:
– Георгий, принеси папе воды.
И потом через время:
– Андрей, иди сюда, отец смотрит, – эти слова звучали уже несколько нежнее, так она хотела порадовать мужа, дав ему увидеть своего сына, и дать возможность сыну увидеть отца в сознании – но тот все чаще проваливался в вязкую массу туманного бреда.
Так же, как и тогда, когда они впервые встретились, эту пару нельзя было назвать страстными возлюбленными. Однако у них было кое-что другое: они стали близкими, между Павлом и Людой выросла по-настоящему родная связь, сотканная из опыта, прощения и терпения. Это был их путь – для них и не могло быть иного, никто не помышлял о другой жизни, не жалел о настоящем, другой жизни просто нет. Ее просто нет…