Занимательная медицина. Развитие российского врачевания

Прощаясь с усадьбой, он в последний раз окинул взглядом всю эту местность, не забывая при этом, что, согласно бытующему народному преданию, вся, простиравшаяся перед ним равнина, носила когда-то весьма странное название – «желтые холмы».

Уж не татарские ли это слова?..

* * *

И правда.

Мудрое решение педагогического Совета Второй Одесской гимназии позволило ее воспитаннику на самом деле уехать в далекую Москву. Он уезжал туда, а в душе его все пело. Он так и уехал, преисполненный самыми радужными надеждами на полный успех своих собственных устремлений.

Что же, все надежды его надежды вполне оправдались.

Почти все экзамены, которые значились в довольно внушительном экзаменационном списке, он сдал на «отлично». Кроме того, высокий Ученый Совет уже Московского Императорского университета полностью подтвердил решение гимназического.

А на календаре значился уже 1854 год.

Он, студент Николай Васильевич Склифосовский, целиком подпадал под льготы для привилегированных гимназических выпускников и мог теперь беспрепятственно заниматься на медицинском факультете, получая поддержку от Одесского комитета общественного призрения!..

Это ли не было счастьем?

Что же, с тех пор он всецело попал под влияние выдающегося врача-хирурга Федора Ивановича Иноземцева. Того самого, который отважился когда-то, впервые в русской медицинской практике, сделать самую первую в России операцию под эфирным наркозом!

А произошло все незадолго до его, Николая Склифосовского, поступления в университет. Еще в февральские дни 1847 года…

На университетских лекциях, когда слишком назойливые студенты выспрашивали у Федора Ивановича о его семейной истории, о его дружбе-вражде с Николаем Ивановичем Пироговым, – тот всякий раз при этом как-то обеспокоенно складывал пальцы обеих рук, беспомощно простирал ладони куда-то вверх и что-то бубнил о своем довольно позднем приобщении к медицинской профессии. Не то… Он бы еще и не такое сотворил…

Оказалось, Федора Ивановича с самим Склифосовским роднило какое-то слишком раннее сиротское детство. Ему, уже вполне состоявшемуся врачу-хирургу, Федору Иноземцеву, также крепко запомнились его детские годы, проведенные в деревне Белкино. Там отец его служил управляющим имением графа Бутурлина, Петра Александровича. Ему тоже, оказалось, слишком запомнились такие же, шумливые вечно березы, уходящие куда-то в заоблачную высь…

Да и фамилия его «Иноземцев» – появилась совсем неспроста: его отец, говорили, привезен был графом Бутурлиным откуда-то не то из персидских пределов, не то из гористой Грузии. Он так понравился графу Петру Александровичу, наследнику майората некогда грозного генерал-фельдмаршала Александра Борисовича Бутурлина, что тот поручил ему управлять своим собственным имением, расположенным как раз в селе Белкино, под сенью слишком шумливых берез.

Когда же отец умер, – его сынишке шел всего лишь двенадцатый год. Его и направили в качестве товарища-помощника к старшему графскому сыну, который, к тому времени, уже оканчивал Харьковский университет. Там ему молодому, но слишком бойкому провинциалу, удалось поступить сначала в уездное училище, которое он с величайшим успехом окончил. Дальше – на его пути выросла гимназия при Харьковском университете. Особо заинтересовался он естественными науками. Благо, случился весьма дельный наставник… Какой-то, отставной, вроде бы даже университетский профессор… Одним словом, с программой гимназии он справился не с меньшим успехом.

После гимназии – для него открывался прямой путь в Харьковский университет. Он и поступил в него, но, по условию, заданному его покровителем-графом, пришлось изучать вовсе не медицину, а иностранные языки… К языкам же он оставался совсем равнодушным. Более того, под всякими предлогами и видами старался «улизнуть» от повседневного их изучения.

Наказание все же настигло его на третьем курсе Харьковского университета. Его исключили, а чтобы зря не пропадали графские деньги, уплаченные уже за учебу, направили его в Льговское уездное училище, преподавать там немецкий язык…

Быстро промелькнули предназначенные для этого занятия годы.

И только в 24 года ему удалось снова поступить в тот же Харьковский университет, но уже – на медицинский факультет, столь желанный ему…

Учеба полностью захватила его. А тут – о как раз понадобилось изучение хирургии. Причем – в далеком от Харькова Дерпте. Отбирали самых лучших учеников, чтобы послать их туда, учиться всем тонкостям хирургии.

Несколько лет провел он в компании с Колей Пироговым, почитай, – в одной комнате даже, в университетском общежитии… Правда, их отношения осложнялись каким-то чисто профессиональным соперничеством.