Занимательная медицина. Средние века

Неким оправданием опрометчивому поведению современников Игната Земмельвейса стал разве что памятник, сооруженный ему в Будапеште через тридцать с лишним лет после его безвременной кончины. На памятнике красуется явно запоздавшая, хотя и весьма признательная надпись: Retter der Mutter – «Спаситель матерей».

Этим сказано многое.

Здесь же нужно добавить, что очнувшиеся земляки – потомки перевезли туда же, в родной для него Будапешт, и его покоившиеся на чужбине останки.

Глава 13. Луи Пастер

Безусловно, это был человек, по своей натуре исключительно близкий к титанам эпохи Возрождения.

Природа одарила его необыкновенными талантами, и он был готов плодотворно заниматься всевозможными науками и разного рода искусствами.

Вот только родиться ему выпало уже в такое несуразное время, когда человечество, как и следовало того ожидать, уловило глубокий, а вместе с тем – и бесконечно трагический смысл предостережения, исходящего из уст еще мудрого Гиппократа: «Наука беспредельна, а человеческая жизнь – коротка…»

И он вынужден был согласиться с этим, довольно очевидным предположением.

В XIX веке весь цивилизованный мир уже почти вплотную приблизился к той неотвратимой грани, у которой люди вдруг почувствовали, что наука, искусство и прочие виды интеллектуальной человеческой деятельности достигли, наконец, такого уровня и такого масштаба, при котором отдельному человеку совершенно непозволительно рассеивать свое внимание на разных предметах. Чтобы достичь каких-либо, более или менее ощутимых результатов, отдельному человеческому индивидууму необходимо было сосредоточиться на чем-то одном, более узком, то есть – решительно ограничить себя.

По мнению его сослуживцев и современников, Пастер умертвил в себе великого художника. А сделал он это ради того, чтобы сказать свое слово в науке.

Нам же остается лишь довериться этой утешительной сентенции, будто бы все, что ни совершается в мире, – совершается к лучшему.

* * *

Луи Пастер родился в 1822 году, в городе Доль, что в департаменте Юра, на востоке французских земель.

Отец его, Жан-Жозеф Пастер, до конца своей жизни с восхищением говорил о «маленьком капрале», о Наполеоне Бонапарте, в войсках которого ему посчастливилось когда-то служить, под водительством которого сам он проделал массу труднейших военных походов, истоптав несколько дюжин твердых солдатских сапог.

Уважение к памяти великого человека этот старый солдат внушил и всему своему многочисленному семейству, в том числе и – своему единственному сыну.

Не получив в свое время подходящего образования, Жан-Жозеф Пастер-старший старался наверстать упущенное внимательным чтением и тщательным собиранием разного рода книг.

А еще – он лелеял надежду, что все несправедливости выпавшей ему судьбы не повторятся в жизни его детей, главным образом – в жизни сына, который показался ему исключительно смышленым мальчишкой.

Само отцовское пыхтение над школьными правилами, действительно, оказывало на его детей исключительно благодатное воздействие.

Вскоре после рождения сына семейство Пастеров навсегда покинуло Доль и обосновалось в недальнем от указанных земель городке Арбуа.

У отставного наполеоновского солдата, даже фельдфебеля, завелся там свой небольшой кожевенный завод, или, можно сказать – своя обширная мастерская. Это уж как судить.

Однако запахи этой родительской мастерской навечно запечатлелись в памяти его детей, особенно – в душе его сына, будущего ученого. Все его письма к отцу преисполнены уважительным отношением к родителю. Уважительное отношение к неустанным трудам Жана-Жозефа Пастера – старшего чувствуется также в каждой строке его посланий…

Самому же Луи Пастеру постоянно мечталось и грезилось перенестись, хотя бы на краткое мгновение, в те невозвратные, милые времена, когда ему позволительно было всей грудью вбирать незабвенные запахи своего детства…

Учиться маленькому Луи, как и большинству его сверстников, пришлось в довольно шумной начальной школе. Правда, сразу же после окончания этого учебного заведения, – он тут же оказался в лицее, предназначенном чуть ли не для избранников судьбы, уже в городе Безансоне.

Именно там, одно время, всем окружающим казалось, будто талантливый отрок непременно станет очень большим художником, однако, как уже было сказано наперед, ничего подобного с ним не случилось.

Ощущения цвета в мальчишеской душе уступили страстному желанию разгадать какие-то иные, научные тайны, что ли. Вот хотя бы секреты запахов брожения, которые наполняли весь родительский дом, но еще резче исходили из глубин растекавшихся во все стороны многочисленных сточных канав. В клокочущих бореньях этих сильных, весьма необычных запахов, каким-то непонятным образом, из мохнатой шкуры получалась исключительно гладкая, удивительная кожа, годная для изготовления самых изящных женских сумочек, которые выставляются в витринах безансонских лавок.