Занимательная механика

— Охотно, — не стал спорить Волков. — Тем более Петрович грозился выкатить какой-то необыкновенный херес на дегустацию.

— Смотрите не надегустируйтесь до остекленения.

— Ты же нас знаешь.

— Поэтому и предупреждаю, — рассмеялась Оксана. — За ужином вы должны быть как огурцы. Ночью нажретесь.

Ужины в доме Стрекаловых длились долго, с обстоятельными беседами, дружескими сплетнями, шутками и обязательным присутствием детей. Зато потом наступало время «взрослых» разговоров под звяканье хрусталя и минимум закуски. Бывало, мужики отправлялись спать после пробуждения детей, однако Оксана относилась к их посиделкам спокойно.

— Повезло нам с тобой.

— Да уж.

Оксана потрепала Волкова по волосам и чмокнула в щеку. Как сестра. Родились в одном роддоме, с разницей в неделю, выросли в одном дворе, вместе учились. И при этом никогда, даже когда у пятнадцатилетнего Очкарика гормоны плясали джигу, он не рассматривал Ксюху как объект внимания. А все потому, что еще в первом классе не по годам серьезный малыш Илья Стрекалов, которого с пяти лет звали Петровичем, заявил, что женится на красавице Ксюхе. А слово друга в их компании всегда было законом.

— Петрович с Левой в кабинете засели.

Волков еще раз посмотрел на сына, развернулся и направился к дому.

— Потрясающе, — прошептал Корзинкин, проводя пальцами по цепи. — Считай, Петрович, что ты меня в очередной раз удивил.

— Но не так, как в прошлый раз, — уточнил Стрекалов.

— Ты имеешь в виду часы?

— Угу.

— Пожалуй, — признал после паузы Лева. — Часы, насколько я понимаю, были для тебя некой вершиной. Так?

— Верно, — согласился Петрович.

— А это — заготовка. Часть чего-то большего.

— Угадал.

— Но все равно потрясает.

Конструкция, что произвела столь сильное впечатление на Корзинкина, не была особенно сложной. Две шестерни, одна побольше, снабженная рукоятью, другая поменьше, сантиметров десяти в диаметре, были установлены на штативы и связаны между собой цепью. Обычная передача, какую увидишь в любом велосипеде. Вот только сделаны были шестерни, штативы и цепи из стекла. Каждое звено отлито с необычайным тщанием, скреплено с другими тончайшими металлическими стержнями, и гибкостью стеклянная цепь не отличалась от обычной.

— Чего ты задумал? — осведомился Корзинкин. — Стеклянный велосипед?

— Его уже делали, — серьезно ответил Петрович. — Есть сведения, что Орлов…

— Граф?

— Нет, купец, основатель лучшего в России стекольного производства. — Стрекалов прищурился: — Так вот, есть сведения, что он сделал стеклянный велосипед. Целиком стеклянный — от сиденья до колес. Только шины стояли обычные.

— И на нем можно было ездить?

— Разумеется, можно. — Стрекалов провел рукой по цепи и задумчиво добавил: — Дети катались.

— Игрушка.

— Уникальная игрушка, — уточнил Илья.

Внешне Стрекалов и Корзинкин были и похожи и не похожи друг на друга. Оба невысокие, оба, несмотря на относительную молодость — даже сороковник не разменяли, разве это возраст? — растеряли почти всю шевелюру. Вот только Лева оставшиеся на висках и затылке волосы отращивал и вязал в игривый хвост, а Илья брил голову почти под «ноль». Оба не отличались худобой, но Корзинкина можно было свободно назвать «несколько полным» (злопыхатели и вовсе предпочитали термин «расплывшийся»), а вот при взгляде на плотного Стрекалова люди понимали, что он не забывает посещать спортивный зал. Лицами же друзья были абсолютно не похожи. У Левы — античной лепки, глаза чуть навыкате, нос чеканного профиля, у Ильи — круглое, непримечательное, с носом картошкой и сохранившимися с самого детства толстыми щеками. «Рожа рязанская», смеялась Оксана, однако во взгляде маленьких серо-стальных глаз Стрекалова читались глубокий ум и неукротимая решительность. Предки Ильи были деревенскими, но не деревенщиной.

— Так что же ты задумал?

— Секрет.

Они вернулись в кресла, удобно развалились на мягких подушках, пару мгновений молча смотрели друг на друга, а затем Петрович потянулся и взял со стола деревянную шкатулку:

— Будешь?

— А как же! — с энтузиазмом отозвался Корзинкин. — Побывать в гостях у олигарха и не выкурить сигару? Меня же засмеют.

— Теперь не засмеют.

Илья обрезал две длинные «Гаваны», и спустя несколько секунд к потолку устремились клубы ароматного дыма.

— Хорошо… — протянул Корзинкин. Помолчал и, внимательно глядя на Стрекалова, негромко закончил: — Жаль, что Яшка не приехал.

— Жаль, — спокойно отозвался Петрович.

В его тоне не было ни раздражения, ни досады, Илья понимал, что рано или поздно они упомянут в разговоре четвертого друга.

— Звонил?

— Я ему, — уточнил Стрекалов. — Когда приглашал.

— А он не перезвонил.

— Угу.

Лева повертел в руке тлеющую сигару.

— Мама Валя говорила, ты ему работу предлагал?

— Угу. — Илья пустил колечко дыма и разглядывал его с таким вниманием, словно именно в этой призрачной конструкции заключался Божий промысел. — В очередной раз.

— Он снова отказался?

— Сказал, что у него все в порядке.

А сейчас в голосе промелькнула обида.