Занимательная механика

Однако безымянный ученый допустил обычную в таких случаях ошибку. Он мечтал заполучить все и сразу, не хотел, чтобы судьбу дела всей его жизни решали престарелые советские академики, которых он абсолютно не уважал, или, что еще хуже, академики новые, скоробогатеи, прикупившие недорогое звание в расплодившихся «академияхсамыхразныхнаук», которых он и вовсе ненавидел. Он мечтал найти честных людей, но, как это часто бывает, не преуспел. Не доверяя соотечественникам, одержимый имярек принялся искать выходы на «цивилизованных ученых» и сумел привлечь внимание Кантора. И не просто привлечь, а заинтриговать.

Для Эммануила же информация русского стала слаще манны небесной. В те дни Кантор как раз переживал кризис, с тоской вспоминал, что последнюю статью в научном журнале опубликовал больше года назад, никак не мог найти подходящее направление для исследований и всерьез подумывая над тем, чтобы впасть в краткосрочную, недели на две-три, депрессию.

И вдруг!

Весть о том, что существует человек, знающий дорогу к капищу таинственной Золотой Бабы, вернула Кантора к жизни, заставила надавить на все доступные ему рычаги. И даже на недоступные. Он провел колоссальную работу: всего за несколько месяцев нашел финансирование, поддержку от американского правительства, договорился с РАН — добился сотрудничества, не раскрывая главной цели экспедиции, завершил подготовительный этап и перебросил людей и оборудование в Сибирь. Правда, русскому ученому места в составе экспедиции не нашлось. Да о нем никто и не помнил. Тем временем «жемчужина» шумно высморкалась, а Джеймс строго произнес:

— Я хочу знать, когда мы достигнем цели?

— Ерофей давно не ходил к капищу, — примирительным тоном произнес Кантор. — Ничего странного в том, что он слегка путается.

Последние две недели Эммануил повторял эту мантру так часто, что сам стал в нее верить.

— Возможно, он бы путался меньше, если бы прекратил пить, — угрюмо заметил Остин, перейдя на английский.

В день Портянкин выпивал, или, как он сам говорил: «vyzhiral», не менее двухсот пятидесяти граммов водки. Наливать проводнику сверх этой дозы Джеймс запрещал категорически: в самом начале пути экспедиция потеряла целый день из-за невозможности разбудить упившегося ночью Ерофея. Но и заставить Портянкина отказаться от регулярного употребления спиртного оказалось невозможным. Вот и сейчас от него пахло: первое, что сделал Ерофей по окончании дневного перехода, — потребовал сто граммов из ежедневной дозы.