Как показывают эти примеры, образы смерти в том или ином виде присутствовали в жизни людей на протяжении веков, но они никогда не превращались в предмет повседневного потребления или в массовое развлечение. Даже в эти смертоносные эпохи символизм смерти не затрагивал моду, продукты питания, интерьеры жилищ и рекламу.
Советский коммунизм и немецкий фашизм представляют собой культуры, в которых не только элита общества, но и народные массы были вовлечены в почитание смерти. За невероятно короткий период эти режимы уничтожили миллионы людей, и миллионы людей приняли участие в этих преступлениях. Как подчеркивал Франсуа Фуре, истоки обоих режимов восходят к кровавой бойне Первой мировой войны, породившей революцию и разрушение существующего общественного порядка[318]
. Первая мировая война сформировала новое отношение к смерти, новое представление о ней.Между нацистскими и советскими обрядами, связанными с героизацией смерти, существует множество параллелей. Нацисты, как и большевики, были одержимы идеей увековечения памяти павших; прославлялись боевые подвиги, которые при этих экстремистских режимах зачастую носили экстремальный характер[319]
. Каналы нацистской и большевистской пропаганды уделяли значительно больше внимания военным похоронным ритуалам, чем в США, Великобритании или Франции. И для нацистов, и для большевиков культ памяти павших воинов должен был мобилизовать граждан на участие в насилии в роли либо палача, либо жертвы.В то время как интеллектуальные корни нацизма и большевизма различались довольно сильно[320]
, отправной идеологической точкой в обоих случаях была радикальная критика традиционного гуманизма, и этим оправдывалась исключительная жестокость режима. Для большевиков марксистские нападки на традиционный гуманизм были крайне важны для обоснования таких понятий, как «пролетарский гуманизм» и «пролетарская мораль». У нацистов критика традиционного гуманизма была связана с мистицизмом; почитание смерти являлось важным компонентом нацистской идеологии. Саул Фридландер, например, называет нацистскую идеологию «культом смерти» и рассматривает ее как «оправдательную» мотивацию Гитлера в его стремлении «избавить мир от евреев»[321]. Фридландер показывает, что одержимость темой смерти проявилась в различных аспектах нацистской культуры, начиная от массового уничтожения людей и кончая помпезными похоронными процессиями: «Важно осознать постоянное тождество нацизма и смерти; это не подлинная смерть с ее повседневным ужасом и трагической банальностью, которая может произойти когда угодно, а ритуализированная, стилизованная и эстетизированная смерть»[322]. Нацисты сами использовали термин «культ смерти». Так, например, в 1936 году архитектор Вильгельм Крейс представил на рассмотрение Гитлера проект монумента «культ героической смерти»[323]. По мнению Фридландера, «тяга к разрушению и смерти» лежала в основе симпатий немцев к своему фюреру[324]. «Любить смерть» — таков был один из девизов эсэсовцев. Печально известный девиз объединения «Гитлер югенд» — «Мы рождены, чтобы умереть за Германию». Эта цель была символически воплощена в нацистском культе мифологизированного героя Хорста Весселя[325]. Считалось, что смерть — это акт, объединяющий индивидов вокруг судьбы нации;[326] обоюдоострое лезвие символизировало героизм смерти в бою и возмездие врагам рейха:[327] «Смерть, разрушение, героическое самопожертвование, готовность отдать жизнь за Германию — вот ключевые постулаты нацизма, особенно во время Второй мировой войны»[328].Исключительно важную роль в нацистской идеологии играл оккультизм — одна из основ идеологизации смерти в гитлеровской Германии. Как подчеркивает Николас Гудрик-Кларк в книге «Оккультные корни нацизма», идеи венских ариософистов без больших изменений были включены в нацистскую доктрину, Нюрнбергское расовое законодательство 1930‐х годов, а также в нацистское видение «расово чистого» будущего[329]
. Ариософисты провозглашали неизбежность немецкого «мирового порядка»[330]. Будучи уверены в том, что «низшие расы» устроили заговор против немцев и рейха, ариософисты организовывали различные тайные объединения, призванные возродить так называемое утраченное эзотерическое знание. В отличие от российских символистов и декадентов, не желавших иметь ничего общего с необразованными соотечественниками, ариософисты стремились объединить оккультизм с народным немецким национализмом и тогдашними расовыми теориями[331]. В центре этих оккультных практик стоял культ Вотана, главного бога древнегерманского языческого пантеона. Культ этот содержал в себе явно садистские и колдовские элементы: