Занимательное литературоведение

- Не видел я проку в сельских стариках в составе регулярной армии. После разгрома Бакича я обещал отпустить их домой - пусть пашут и сеют, а гонять банды - наше молодое дело. Вот старики и решили отличиться!

И получилось неожиданно удачно. Атака со стороны села и тополиных зарослей привлекла внимание всех, кто не переправился и кто уже перешел реку. Стала развертываться и артиллерия Бакича, готовая ударить по атакующим с левого берега. Тут и мы поднялись, да пошли с таким рвением, что казакам Бакича только и осталось, что сидеть на земле с поднятыми руками. Не успевшие переправиться обозы и конница Бакича быстро отступили в ущелье Элегеста. Преследовать их у нас уже не было сил. Это был самый мирный, без потерь, бой, предпринятый мною. Мы захватили все семьдесят пушек со всеми комплектами - тягой и запасом снарядов.

Пленные казаки подтрунивали над нами:

- Что же вы обозы-то упустили, там у Бакича гарем - более ста красавиц со всей Азии.

Мы видели, как радовались наши противники, усталые русские люди, - война для них кончилась и ненавистный им генерал бросил их. К телеге, где я принимал донесения, подошла группа офицеров штаба Бакича, людей немолодых и очень усталых. Старший из них сложил холодное оружие и, отдавая честь, четко отрапортовал:

- Начальник штаба генерал Шеметов...

Я встал, отдал честь и, не узнавая своего голоса, сказал:

- Генерал Шеметов, назначаю вас начальником штаба Урянхайской красной армии. Ребята, подайте генералу саблю.

Я чуть не прослезился, видя, как затряслись усы, и вздрогнул, сдерживая рыдание, старый солдат.

Тогда же подошел ко мне высокий, суровый лицом, похожий на хакаса пожилой офицер без погон, попросил оказать ему лекарскую помощь, если она имеется. Я сказал, что его вместе с ранеными отправят в село Усть-Элегест - там наш госпиталь. Дело в том, что имя Георгия Ивановича Гуркина тогда мне ни о чем не говорило. По документу он числился советником по национальным вопросам при штабе Бакича. Оружия он при мне не сдавал, возможно, он его и не имел. Отпустил я его. Теперь как вспоминаю, лицом он был не от мира сего, скорее похож на ламу или шамана.

Интересно сравнить это описание с другим. Оно исходит от Василия Григорьевича Гуркина, того из сыновей художника, которого почему-то не расстреляли вместе с отцом. Он был участником Великой Отечественной войны, из-за ранений стал инвалидом II группы. До 1958 года он жил в Туве, вернулся на Алтай после реабилитации отца и брата (1956 г.), прилагал немало усилий для восстановления усадьбы и мастерской в Аносе. Скончался он в возрасте 54 лет в туберкулезном диспансере г. Барнаула. Естественно, что в своих воспоминаниях, написанных в пору Реабилитанса, сын прилагает все усилия, чтобы представить отца беспартийным большевиком, активным участником Великой Октябрьской Социалистической революции, большим энтузиастом Генеральной Линии и всех ее изгибов

Понять его можно, да ведь и таких, каким он пытается представить своего отца, тоже, бывало, расстреливали. Но Гуркин, как можно судить по всем остальным сведениям, таким не был. Впрочем - давайте его выслушаем. Кое-что он скажет и про нашего Мальчиша-Кочетова.

-http://irbis.asu.ru/docs/altai/art/gurkin/texts/life/47.html "Воспоминания сына художника Василия Григореьвича Гуркина"