Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Посмотрим, - уклонился от прямого ответа на этот щекотливый вопрос Холмс. - Это выяснится в ходе нашего расследования. Пока же я только могу сказать, что у Чернышевского были на этот счет одни соображения, а у вас, насколько я понимаю, - совершенно другие. Вам стало жаль беднягу Германна...

- Не прикидывайтесь таким сухарем, Холмс! - вспыхнул Уотсон. - Я ведь знаю, что в глубине души вы тоже ему сочувствуете.

- Сочувствую? - задумался Холмс. - Нет, мое отношение к Германну, пожалуй, не укладывается в это определение. Кстати, вы обратили внимание на сходство Германна с Наполеоном? Помните, Пушкин словно бы вскользь замечает: "У него профиль Наполеона..." Вы только вдумайтесь в глубинный смысл этого сходства.

- Прямо-таки уж глубинный? - усомнился Уотсон. Мало ли кто на кого похож? В жизни всякое бывает.

- В жизни действительно бывает всякое. Но в литературе такие совпадения всегда несут в себе особый смысл. Вот вам, кстати, и ответ на ваш вопрос: сочувствую ли я Германну. Сочувствую или не сочувствую, но многое в этом человеке меня привлекает.

- Вот видите!

- Прежде всего, - словно не слыша этого пылкого восклицания, продолжал Холмс, - меня привлекает его яркая незаурядность. Вот, кстати, еще одна важная деталь Вы обратили внимание на эпиграф, который Пушкин поставил к первой части этой своей повести?

- По правде говоря, не обратил, - признался Уотсон.

- Зря. Прочтите его внимательно.

Уотсон раскрыл "Пиковую даму" и прочел:

А в ненастные дни

Собирались они

Часто.

Гнули, Бог их прости,

От пятидесяти

На сто.

И выигрывали,

И отписывали

Мелом.

Так в ненастные дни

Занимались они

Делом.

- Остроумно, - сказал Уотсон, дочитав этот стихотворный отрывок до конца.

- Я привлек ваше внимание к этому эпиграфу, - поморщился Холмс, - не для того, чтобы вы расточали ваши комплименты пушкинскому остроумию.

- Ах, так это самого Пушкина стихотворение?

- Да. Впервые он привел его в своем письме Вяземскому от первого сентября тысяча восемьсот двадцать восьмого года. "Я продолжаю, - писал он в этом письме, - образ жизни, воспетый мною таким образом". И далее следовал текст этого шуточного стихотворения. Позже, в слегка измененном виде, он поставил его эпиграфом к "Пиковой даме". Я попросил вас прочесть его внимательно, чтобы обратить ваше внимание на его форму. На ритмику, интонацию...

- О, все это я оценил вполне! Можете мне поверить! Форма весьма изящна, интонация легка, грациозна, непринужденна, как, впрочем, почти все у Пушкина.

- Да нет, не в этом дело, - снова поморщился Холмс.

Подойдя к книжному шкафу, он порылся в нем и извлек старый, пожелтевший от времени журнал.

- Что это? - спросил Уотсон.

- "Русская старина" за тысяча восемьсот восемьдесят четвертый год. Август. Здесь впервые была отмечена родословная этого пушкинского отрывка в описании рукописей Пушкина, выполненном известным историком русской литературы Вячеславом Евгеньевичем Якушкиным. Сделайте одолжение, Уотсон, прочтите, что пишет Якушкин об этом пушкинском стихотворении.

Приблизив раскрытый журнал к глазам, Уотсон прочел:

- "Отрывок из известной песни - "Знаешь те острова..." - принадлежащей многим авторам..." Ничего не понимаю! Выходит, это не один Пушкин сочинил, а многие авторы?

- Нет, - покачал головой Холмс. - Это стихотворение сочинил Пушкин. Но современниками, знающими, в чем тут дело, оно воспринималось как отрывок из песни, сочиненной раньше. А песенка эта была сочинена Рылеевым и Бестужевым-Марлинским.

- Вон оно что!

- Да... И содержание песенки было весьма, я бы сказал, примечательное. Полный ее текст у меня имеется.

Взяв с полки том Рылеева, Холмс быстро раскрыл его на нужной странице.

- Вот она, эта песенка, - сказал он, протягивая книгу Уотсону. Прочтите, пожалуйста!

Уотсон начал:

- Ах, где те острова,

Где растет трын-трава,

Братцы!..

- Нет-нет, не это! - прервал его Холмс. - Переходите сразу ко второму отрывку!

- Вот к этому? - ткнул Уотсон пальцем в раскрытую перед ним страницу.

Холмс молча кивнул, и Уотсон внимательно стал читать указанный ему отрывок:

Ты скажи, говори,

Как в России цари

Правят.

Ты скажи поскорей,

Как в России царей

Давят.

Как капралы Петра

Провожали с двора

Тихо.

А жена пред дворцом

Разъезжала верхом

Лихо.

Как курносый злодей

Воцарился на ней.

Горе!

Но Господь, русский Бог,

Бедным людям помог

Вскоре.

Надеюсь, вы догадались, на какие обстоятельства российской истории намекает эта шуточная песенка? - спросил Холмс, когда Уотсон дочитал стихотворение до конца.

- Не совсем, - признался Уотсон.

- Песенка эта, - объяснил Холмс, - весьма прозрачно намекала на убийство Петра Третьего, инспирированное его женой Екатериной, и на удушение Павла Первого. "Курносый злодей", о котором здесь говорится, это ведь не кто иной, как Павел. А помог русским людям избавиться от этого курносого злодея не столько Бог, сколько вполне конкретные люди, имена которых авторам этой песенки, как, впрочем, и Пушкину, были хорошо известны.

- Вам не кажется, Холмс, что мы слегка отдалились от героя пушкинской "Пиковой дамы"?

- Ничуть! Неужели вы до сих пор не поняли, куда я клоню?