Занимательные истории, новеллы и фаблио

– Дети мои, – говорит граф, – уже поздний час, мне предстоит неблизкий путь домой. Сейчас я вас оставляю, но даю слово, что завтра вечером поеду в Руан и через несколько дней пришлю вам известия о результатах моих ходатайств... Не обещаю пока ничего большего, ибо все зависит от успешности моих действий. В такую тяжелую минуту вы испытываете нужду в средствах, вот вам, Анетта, пятнадцать луидоров, используйте их для своих личных потребностей, я же беру на себя заботу об обеспечении всем необходимым вашего отца и брата.

– О сударь! Какое благородство! Матушка, могли ли мы надеяться? Боже правый! Неужели душа смертного способна преисполниться столькими благими намерениями? Сударь, сударь, – продолжала Аннетта, падая на колени перед графом, – нет, вы не человек, вы божество, спустившееся на землю для спасения отверженных. Ах! Что можем мы сделать для вас? Приказывайте, сударь, приказывайте и позвольте нам всецело посвятить себя служению вам.

– Сейчас я попрошу об одной услуге, дорогая Аннетта, – говорит граф. – Я заблудился в лесу, сбился с дороги и не знаю, как добраться домой. Соблаговолите стать моей проводницей хотя бы на одно-два лье. Таким образом вы расплатитесь за благодеяние, которому ваша нежная, чувствительная душа придает куда большую цену, чем оно того заслуживает.

Нетрудно представить, как Аннетта спешит навстречу желанию графа. Она обгоняет его, указывая дорогу, превозносит его доброту. Если она на миг останавливается, то лишь затем, чтобы оросить слезами руки своего благодетеля. И граф, испытывая трепетное волнение, какое нам дает сознание, что мы любимы, вкушает небесное блаженство, чувствуя себя богом на земле.

О священная гуманность! Если верно, что ты дочь Небес и царствуешь над людьми, то отчего дозволяешь, чтобы наградой твоим последователям служили лишь угрызения совести и печали, в то время как те, что беспрестанно оскорбляют тебя, празднуют победу прямо на развалинах оскверненных твоих алтарей?

Примерно в двух лье от дома Кристофа граф узнал знакомые места.

– Уже поздно, дитя мое, – говорит он Аннетте, – здесь я уже у себя. Возвращайтесь домой: матушка ваша будет беспокоиться; уверьте ее в моем желании вам помочь и передайте, что я вернусь из Руана, лишь привезя с собой ее супруга.

В минуту расставания с графом Аннетта расплакалась. Она последовала бы за ним на край света... Она попросила позволения обнять его колени.

– Нет, Аннетта, я сам вас обниму, – говорит граф, бережно заключая ее в объятия, – идите, дитя мое, продолжайте служить Господу, вашим родителям и вашим ближним, будьте всегда честной девушкой, и благословение небес никогда вас не покинет...

Аннетта сжимает ладони графа, заливая их слезами. Рыдания мешают ей выразить все, что испытывает ее чувствительная душа. Дорси, тоже необычайно взволнованный, последний раз обнимает ее, затем легонько отстраняет от себя и удаляется.

О люди нашего испорченного века! Прочтите это и воззрите на всевластие добродетели над безгрешной душой. И пусть пример этот растрогает вас, раз уж вы не способны ему последовать: графу едва исполнилось тридцать два года, он находился на принадлежащей ему земле посреди леса, держал в объятиях очаровательную юную девушку, преисполненную благодарности, и он пролил слезы, сочувствуя невзгодам этого несчастного создания, помышляя лишь о помощи ей.

Граф возвращается в замок и готовится к отъезду... Вдруг его охватывает зловещее предчувствие. Дарованный нам природой внутренний голос, к которому всегда следует прислушиваться... Граф признается одному из ожидавших его в замке друзей, что не может отделаться от какого-то непостижимого внутреннего движения, казалось, подсказывающего ему не браться за это дело. Однако жажда совершить благодеяние пересилила сомнения: ничто не могло сравниться с радостью, испытываемой Дорси от служения добру. Он отправился в Руан.

Прибыв туда, граф обошел всех судей, заявляя, что в случае необходимости готов выступить поручителем несчастного Кристофа, что уверен в его невиновности, и настолько непоколебимо, что готов отдать собственную жизнь ради спасения ложно обвиненного человека.

Он пожелал встретиться с Кристофом; получив разрешение, он расспросил того обо всем и остался удовлетворен ответами. Дровосек, убедился граф, не был способен на приписываемое ему преступление. Граф заявил судьям, что открыто берет на себя защиту этого крестьянина. Если же, к несчастью, тот будет осужден, он подаст апелляцию в Верховный суд, позаботится о том, чтобы об этом деле узнала вся Франция, и покроет позором несправедливых судей, приговоривших явно невиновного человека.

Граф де Дорси был известен в Руане. Его любили, а также уважали за благородное происхождение, титулы и награды. Все это заставило суд пересмотреть первоначальное решение. Было обнаружено, что судебная процедура по делу Кристофа велась излишне поспешно.