Заново, как в первый раз [Сборник рассказов]

Данил едва удержался от того, чтобы не завопить. Он в упор разглядывал то, чего не мог увидеть с земли или из окон трамвая: лицо мужчины отливало синевой, оно выглядело, как нечто, сшитое из лоскутов кожи многих людей. Глаза слезились, жидкость готова была ринуться вниз по щекам, но вместо этого застывала прозрачной коркой где-то возле век. Зубы редки и похожи на замшелые надгробные камни. Он был одет во фрак с высоким горлом и шапку, которая едва прикрывала бесформенные куски мяса — лишь с натяжкой их можно было назвать ушами.

А потом Данила дёрнули в сторону, и он оказался под крышей повозки, освещённый улыбкой рыжего мальчишки.

— Постарайся не шастать по дороге, — сказал он, не переставая улыбаться. — Дылды довольно неуклюжи. Посмотри, у моего один глаз смотрит вверх, другой вниз. Задавят, и не заметят. Я Фёдор.

Данил представился и сразу, без перехода, спросил:

— Дылда? Это что, твой папа?

— Да нет же, — сказал мальчишка, безмятежно созерцая через окно затылок лакея. — Просто какой-то дылда. Тебя он так удивляет? Посмотри, там, на улице, их сотни! Тысячи! Даже не верится, что рано или поздно они просто прекратят бегать туда и сюда по своим глупым выдуманным делам и станут ездить в повозках только по делам важным, как мы.

Прохожие прикрывались яркими зонтами, не то от солнца, не то опасаясь, что вот-вот хлынет ливневый дождь. Данил нагибал голову, пытаясь разглядеть лица, но без толку. Чудилось что-то зловещее там, под брезентовыми куполами.

— Они что здесь, все такие страшные?

— Да уж не чета нам с тобой. Хочешь яблок? Может, мандаринов? Возьми там, на подносе. Ты откуда взялся?

Данил ничего не ответил. Он был занят созерцанием мира за окном. Повозка мягко тронулась и покатилась, будто сама по себе.

— У вас здесь есть вороны? — спросил он.

Фёдор поднял бровь. Лицо у него было необыкновенно подвижно, словно намалёвано на парусе яхты, который сражается с семью ветрами, дующими с разных направлений. Если он и был старше Данила, то, наверное, лишь самую капельку.

— Ты имеешь ввиду птиц? Да, конечно. А где их нет?

Мальчик засмеялся.

— Ты очень странный. Как будто пришёл пешком из невообразимого далека. Может, ты с крымских берегов? Не знаю каким ветром, но оттуда иногда приносит невероятных людей. У них в глазах плещется море и плавают киты.

— Я… из зеркала. Но вообще-то, я здесь живу. Вон на той улице, такой красный двухэтажный дом. Квартира восемь. В нашем окне стоят высокие вазы и ещё видно мамино пианино.

— И что? Ты первый раз вышел на улицу? У тебя, наверное, там в шкафу спрятано ГРОМАДНОЕ терпение. Надо же, столько лет сидеть дома! А море у тебя в ванной есть? А много дылд у тебя обитает? А, вот мы и приехали! — он посмотрел в окно, где мелькали какие-то переулки, и щёлкнул пальцами. — Слезай, потом поговорим. Добро пожаловать в моё имение, будешь почётным гостем, сегодня и всегда!

Данил несмело поинтересовался:

— А мама с папой твои против не будут?

Но Фёдор уже был снаружи. Неловко держась за поручни и шаря ногой в поисках ступеньки, Данил спустился следом. Карета стояла возле белого двухэтажного дома, отделанного декоративными рыжими кирпичами. Этот дом был похож на свежеиспечённый кекс, уроненный нерасторопным пекарем в мешок с сахарной пудрой. На пороге появился высокий молодой человек с красивым тонким лицом (про себя Данил окрестил его принцем) и замер, важно заложив одну руку за спину.

— Добро пожаловать домой! — звонко провозгласил он, приняв в прихожей у Фёдора пальто и затем потянувшись к куртке Данила. Тот несмело отдал её, сказав:

— Меня Данил зовут…

Реакция последовала мгновенно, и она была такой, что Данил чуть не свалился в обморок: только что он видел лицо, и вот уже может созерцать увенчанную затейливой фуражкой макушку. Склонившись почти до земли, «принц» сказал:

— Мне доставит огромное удовольствие быть знакомым с вами. Мой брат умеет подбирать друзей.

— Брат? — воскликнул Данил, и со всех ног побежал за Фёдором. — Это что, твой старший брат?

— Старше меня здесь никого нет, разве это не очевидно? — небрежно сказал Фёдор и, не разуваясь, ушёл внутрь. — Заходи, не топчись на пороге!