Заноза для бандита

— Может решить вопрос более радикально? Или… может, вы подумаете?

— Действуй, как я тебе говорил, — бросаю раздраженно, и отключаюсь.

У Артура все просто: либо убей, либо прости. Простить это семейство не получится — окончательно понял только что, но и убить родителей Марины не смогу.

А вот посадить лет на пятнадцать за хранение и распространение наркотиков — очень даже.

Марина

От дополнительных смен я так и не отказалась, хоть Андрей и просил. Требовал даже. Но перед Новым Годом в кафе свободных мест не бывает, как и свободных рук. Армен даже взял еще одну официантку, чтобы справиться с наплывом клиентов.

Впрочем, это не только предпраздничное настроение виновато, но и зима. Некуда больше в нашем городе пойти: либо в ТРЦ, либо в кафе или пивнушку. Зато перед праздниками люди были щедрее, что выражалось во вполне приличных чаевых, из-за которых я и перерабатывала.

Хочется подарки купить всем приличные, а не как обычно. Особенно Андрею — что-нибудь особенное, памятное и дорогое. Только вот я не придумала еще, что подарить ему. С подругами намного легче: Кристине сумку любимого ею зеленого цвета, а Марго — сертификат в СПА. Очень уж подруга любит массаж.

Кристину Армен отстранил от работы на пару дней из-за простуды, боясь, что она сляжет от нагрузок. Выхожу на улицу через служебный ход — постоять на ночном морозе, проветриться и отдохнуть. Именно сюда мы с Кристиной выбегали, чтобы подруга покурила, и я привыкла и к мусорным бакам, и к грязи, царившей в этом закоулке. И не замечала уже, не морщила нос.

Прикрываю глаза устало, опираюсь спиной о дверь, и откидываю голову. Как же я устала!

Пора идти! Открываю глаза, и…

— Куда торопишься, красивая моя? Ты ведь Марина? — толкает меня обратно к двери какой-то мужчина. Огромный, неприятный, и непонятно как оказавшийся здесь.

Может, перепил? И мое имя знает…

— Мне идти нужно, — стараюсь говорить спокойно, как с капризничающим ребенком. Или как с бешеной собакой. В глаза не смотрю, впрочем, я их и не увижу — темно.

— Это я решу, когда тебе можно будет идти, краля, — хмыкает мужчина. — Если ноги свести сможешь…

Пытаюсь развернуться, и открыть спасительную дверь, к которой я прижата, но мне не позволяют. Шутки закончились. Чудовище стискивает мои запястья в своей лапище, прижимает меня своим телом к железу двери, и шипит:

— Если хочешь целой остаться — молчи. Орать будешь — не услышит никто, но я разозлюсь, поняла? Не люблю, когда бабы визжат!

Шарит ладонью по моему телу… я ведь пальто даже не завязала, просто накинула. Больно сжимает грудь, сминает со всей силы. Впивается пальцами своими мясистыми в живот, в бедра, пачкая меня своим мерзким запахом. Дышит тяжело, через рот, и на мою щеку попадают капельки его слюны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Отпустите меня, пожалуйста, — шепчу я. Трясусь вся — от холода, и от ужаса. — Я никому не расскажу, честно! Просто войду в эту дверь, и продолжу работать, и никто не узнает… я вас не видела — вы меня тоже, честно. Даже пол слова не скажу, только отпустите по…

— Заткнись! — мужчина сжимает мои щеки, и из глаз текут слезы. Встряхивает, низко, рокочуще смеется, и прижимается ко мне еще сильнее. И я понимаю, что не отпустит.

— Помогите! — ору я во весь голос, и пинаю дверь ногой. Боль отдает в колено, но мне плевать. Лишь бы услышали, лишь бы помогли! — На помощь!

— Крикливая шлюшка, — монстр бьет меня по лицу, и я ударяюсь головой об дверь. — Сказал же, чтобы не вякала, давалка!

В ушах гудит, звенит, и я вдруг понимаю, что никто не услышит. В кафе орет музыка, из прохожих — никого, да и кто попрется в темный проулок на просьбы о помощи? Жить всем хочется…

Но и смириться я не могу, хоть и говорят, что, когда бесполезно сопротивляться — стоит потерпеть, и не злить мучителя. Но… не могу! Стараюсь дотянуться до лица насильника, чтобы расцарапать его, глаза выцарапать, но он заламывает мои руки, и в правом плече щелкает. Будто замок закрылся.

— Какие шортики, — бормочет урод, и тянет за пояс. Стягивает, но я пинаюсь, стараюсь оттолкнуть. Плачу в голос, зову.

Хоть кто-нибудь… помогите мне!

А мои удары для чудовища — ничто, будто и не чувствует.

— Рот закрой, шалава, — снова бьет меня по лицу насильник, но я продолжаю кричать. И плакать. Кажется, кровавыми слезами. Монстр выругался, и ударил меня еще раз. В грудь.

Крик замирает в горле, и я задыхаюсь. Хватаю холодный воздух ртом, но вдохнуть не получается, словно я — рыба, выброшенная на берег погибшего моря. Сползаю на грязный снег, и на меня наваливается чудовище. Набрасывается, задирает топ, раздирает кожу.

И я забываю, как дышать. И как жить.

… — Ах ты падаль…сдохнешь… получай, мразь! — словно сквозь густой, непробиваемый туман доносятся до меня мужские выкрики. Глухие звуки борьбы и лязг металла, и снова выкрики.

А мне лишь холодно лежать на снегу. Чудовище больше не лежит на моем теле, чудовище бьется с кем-то неподалеку — с таким-же чудовищем, или с рыцарем?

Не важно. Главное, я хоть немного могу вдохнуть стылый, но такой сладкий воздух.