Заноза для бандита

Тело словно действует самостоятельно, и Ангелина, оглянувшись по сторонам, нажимает на газ. И мчится домой, к семье.

— Коля, — шепчет Алина, прижавшись к мужу. — Коля, я сегодня ребенка сбила на Учительской!

— Что?

Муж поворачивает голову, и сон слетает с него, как и газета, лежавшая на груди.

— Ехала, задумалась… не заметила ее! — рыдает женщина, и обнимает мужа, словно защиты прося. Поддержки. — Выпила еще с девочками пару бокалов… и сбила! И уехала! Вдруг она умерла? На улице никого не было, некому было помощь вызвать… я так испугалась!

Николай больно хватает Ангелину за руку, сдавливая в сильных пальцах. Но они оба не замечают этого: что один причиняет боль, а другой должно быть больно. Не до того сейчас.

— Алина! Ты должна была мне позвонить! Написать! — муж почти кричит. Шепотом кричит, побледнел. Тоже напуган, и не меньше. — Я бы встретил тебя… точно никого не было? Тебя не видели?

— Вроде не видели. Но так нельзя, я… поедем со мной в участок, пожалуйста, одна я не смогу!

Николай садится, надавливает пальцами на виски, а жена ластится — обнимает, прижимается к спине, и лицом в футболку утыкается. Мокрым от слез лицом.

— Алина, никуда мы не поедем! — решает муж. Говорит четко, не допуская никаких споров. — Сейчас я спущусь, проверю твою машину, поищу следы, кровь, вмятины, а ты сиди, и жди!

— Но…

— Никаких явок с повинной! Неужели не понимаешь? В крови алкоголь, на дороге ребенок, ты уехала… посадят, и надолго! О детях подумай: всю жизнь будут упреки слушать, что их мать — уголовница. И я один не справлюсь, без тебя, ты нам нужна на свободе!

— Она явилась потом, — говорит мама. — По новостям о тебе слышала, выискивала газетные вырезки. Совесть не отпускала. Сначала, как Ангелина сказала, она обрадовалась, узнав, что ты жива. А потом мы сбор объявили на лечение, и она пришла сама.

Слушаю маму, которой неприятно рассказывать эту историю. А мне слушать неприятно, но… надо!

Мне просто сказали, что водитель был явно пьян, и все.

Потому и уехал, потому и следы от колес на дороге такие — характерные для пьяных, которые скорость не видят. И идущих по пешеходке детей.

— Не сказала сначала, что это она была, просто конверт с деньгами вручила, но я не отпустила ее. Почувствовала что-то… слишком Ангелина виноватой выглядела, вот я и вцепилась. И выведала правду, — признается мама, и обнимает саму себя, защищаясь от этих воспоминаний. — Мужу Ангелина не сказала, куда идет. Просто взяла часть накоплений, и пришла. Чтобы искупить вину, чтобы совесть не так грызла. ЧТобы откупиться… Да только тех денег хватило на неделю: медицина у нас бесплатная лишь условно, и чтобы нормальные лекарства получить приходится раскошеливаться!

— И вы… вы стали ее шантажировать? — хриплым голосом спрашиваю я.

Говорить трудно, горло будто кровит. Будто рана открытая. Дышать больно, и жить тоже больно…

— Да! Марина, ты не представляешь, сколько нужно было денег! — мама сжимает мои ноги, упирается в них руками, словно удерживая меня. — У нас времени не было, чтобы их достать… ну, привычным способом, понимаешь? Все время тебе посвящали, бабушка твоя тогда совсем сдала. Ужасное время было, ужасное! А Ангелина — та еще сволочь! Уехала, даже скорую не вызвала… даже не подумала ведь вернуться! И мы подумали, что, если она не хочет на зону — должна нам вернуть твою жизнь! Заплатить! Что нам с того, что посадили бы ее? Твою жизнь бы это не спасло, а у нее ребенок маленький — быстро бы выпустили, а тебя бы не стало!