Заноза для хирурга (СИ)

Не знаю, что произошло бы дальше, но мы оба крупно вздрагиваем, услышав обращённые к нам слова Германа Эдуардовича:

— Давно я не слышал, чтобы кто-то вот так легко подхватывал друг за другом классические цитаты. Бальзам на моё барахлящее сердце.

Добрынин опускает руку, которой продолжал придерживать меня всё это время, я делаю шаг назад и оборачиваюсь к Герману. Лицо, по ощущениям, просто полыхает. Старик лукаво мне усмехается и, посмотрев на хирурга, говорит:

— Добрый день, Никита Сергеевич. Надеюсь, вы составите нам компанию?

— Здравствуйте, Герман Эдуардович, — Добрынин безукоризненно вежлив, улыбается краешком губ. — Только если ваша очаровательная спутница не против.

— Я уверен, что она будет рада, не так ли, Аннушка? — они оба поворачиваются ко мне, и меня охватывает непреодолимое желание развернуться и сбежать.

Конечно, я никуда не убегаю. А только молча киваю, соглашаясь с Соболевским.

— Это замечательно, что и вы, Никита Сергеевич, тоже интересуетесь искусством, — довольно произносит Герман и проходит вперёд, а Добрынин, подойдя ко мне, вдруг протягивает руку, предлагая опереться на его локоть. И я настолько теряюсь, что беспрекословно кладу ладошку на мужское предплечье.

А дальше у меня просто лезут на лоб глаза — между двумя моими спутниками завязывается такой диалог, что я не могу перестать удивлённо коситься на своего начальника. Они обсуждают экспрессию и технику врубелевской живописи, объём и манеру наложения мазков на холст. С чем-то Герман Эдуардович спорит, какие-то утверждения подтверждает кивками, Никита Сергеевич же постоянно обращается ко мне, втягивая в разговор, спрашивая моё мнение и вгоняя в краску.

Всё это время он не отпускает мою руку, наоборот, в какой-то момент, потянув за собой к очередному полотну, перехватывает кисть и мягко сжимает пальцы. Какими были следующие несколько картин, я не вспомню даже под гипнозом — все ощущения и мысли сосредотачиваются на тёплой сухой ладони, крепко держащей мою.

Спустя почти час мы заканчиваем осмотр — мне показалось, что прошла целая вечность. Я стою рядом с Германом Эдуардовичем внизу возле выхода, Добрынин вызвался, точнее, настоял, что он сам заберёт куртки — в раздевалке небольшая очередь.

— Аннушка, надеюсь, вы хорошо провели время, — Соболевский смотрит на меня с заботой. — Вы как-то примолкли в конце. Устали?

— Нет, что вы, Герман Эдуардович, — я поворачиваюсь к мужчине и улыбаюсь. — Это было замечательно! Я очень рада, что пошла! Надеюсь, я не была скучной спутницей?

— Дорогая моя, что за глупости, — Герман тихо посмеивается. — Я рассчитываю, что это не последний наш культурный поход!

— Куда пойдём в следующий раз? — весело спрашиваю его, а за моей спиной раздаётся низкий голос, от которого тут же подкашиваются колени.

— С моей стороны будет слишком большой наглостью попроситься к вам в компанию?

— Думаю, мы договоримся! — Соболевский неожиданно подмигивает подошедшему хирургу, который держит в руках нашу верхнюю одежду.

Тот улыбается, как и всегда, краешком губ, протягивает Герману старомодный плащ, мою куртку разворачивает передо мной, без слов помогая надеть.

— Вы на машине? — спрашивает меня Добрынин, когда мы выходим наружу, и я сразу ёжусь от пронизывающего ветра.

— Нет, машина в ремонте, мы добирались на такси, — достаю телефон, собираясь открыть приложение.

— Не надо, — он прикрывает ладонью экран, но тут же убирает руку, — я отвезу вас обоих, идёмте!

— Но…

— Да? — мужчина терпеливо ждёт, пока я судорожно пытаюсь придумать какой-нибудь предлог и отказаться.

— Аннушка? — сбоку подходит Герман. — Если вы не против, я соглашусь на предложение вашего уважаемого коллеги.

— Герман Эдуардович, мы же планировали поужинать вместе после музея, — вспоминаю про наши планы.

— Дорогая моя, — Соболевский аккуратно прикасается к моему плечу, — не возражаете, если мы перенесём ужин на другой день?

— Что случилось? — я пугаюсь. — Вы плохо себя чувствуете? Болит где-то?

— Нет, Аннушка, не волнуйтесь так, — старик улыбается, — просто в моём возрасте толпы народу вокруг несколько утомляют. Надеюсь, вы меня простите?

— Конечно, — я с беспокойством смотрю на Соболевского. — Тогда, раз уж Никита Сергеевич не против, пусть он вас отвезёт и проводит, а я вызову…

— Анна Николаевна, успокойтесь, — Добрынин берёт меня под локоть. — Пойдёмте, мы сначала вместе завезём Германа Эдуардовича, чтобы вы не переживали за него, а потом я отвезу вас.

— Отличная идея! — Герман подхватывает меня с другой стороны, и они практически тащат меня к стоянке, я еле успеваю перебирать ногами.

Машиной начальника оказывается здоровенный белый джип Чероки. Никита Сергеевич отпускает мой локоть и, отключив сигнализацию, открывает передо мной переднюю дверь.

— Садитесь, Анна Николаевна!

— Я лучше назад, — пищу неуверенно.

— Давайте-давайте, Аннушка, полезайте, — Соболевский слегка подталкивает меня, — а я сзади сяду, — и подмигивает!

Вот… старый сводник!

В итоге я оказываюсь на переднем сиденье, довольный Герман сидит позади, а Добрынин, усевшись, скидывает лёгкую куртку и остаётся рядом со мной в одной рубашке.