— Да, — сокрушённо кивает он головой, словно видел это своими глазами. — И она отдала себя всю, без остатка. Стала золотым закатом, что стоял над миром всю ночь. И с того дня не стало больше рыжей девочки, осталась только её магия.
— С того дня зимы стали всё короче, — подхватывает Аката вместо зашмыгавшего носом фея. — Потом они стали наступать всё реже, раз в несколько лет. А потом и совсем исчезли, словно их никогда и не было. Никто из ныне живущих понятия не имеет что такое зима. Она стёрлась даже из воспоминаний. Вот и вся история.
— И люди из других миров к вам тоже с тех пор перестали попадать?
— Может, да, а может, нет. Об этом история умалчивает, — сморкается дон в свой многострадальный платок.
— Но Катарина считала, что зима скоро настанет?
— Она заблудилась в Мёртвом лесу в пять лет, — оглядывается Аката, когда парни, поев, начинают скрипеть по полу отодвигаемыми стульями, кивает на их благодарности и снова краснеет, пока Зенон занимает свой боевой пост. — И после того как её нашли, всем стала рассказывать про зиму, словно её видела.
— А когда подросла, стала интересоваться всем, что было связано с зимой, с богами, с Наль, — прячет благородный дон свой измятый платок в карман, — и с вашим миром.
— Да, в нашем мире есть зима. Раз уж она ей так нужна, — откидываюсь я на спинку стула.
— Да, и всё что могли, мы ей рассказывали, — кивает дон. — Она росла хорошей, хоть и непослушной девочкой. И, возможно, не будь этого завещания, не умри так скоропостижно её сестра… — он машет рукой и набежавшие слёзы уже вытирает прямо рукой. — Но хватит на сегодня грустных историй.
— Да, сегодня праздник, дон Лаэрт, — успокаивает эмоционального фея Аката. — Не будем печалиться. Пойдёмте лучше танцевать.
— Подождите, подождите, а крокусы? — спохватываюсь я, когда он уже взлетает со стола.
— Мы нашли это заклинание в своих древних записях, — стрекочет он у меня над ухом. — Первая кровь, лепестки шафрана, пот белого коня, сброшенная шкура змеи, сперма петуха.
— Всё это съесть? Выпить? Обмазаться? — ползут на лоб мои глаза. — И, собственно, из всего этого только с шафраном вышли затруднения?
— Миледи, это целый ритуал, но если вы думаете, что я шучу…
— Я думаю, что у вас слишком слабое пиво, — допиваю я остатки из своей кружки. — Аката, скажите Его Величеству, что мы идём танцевать.
Да гори оно всё ясным пламенем! Что-то я так устала за два дня в этой грёбаной Абсинтии, что мне уже глубоко всё равно что будет. И как они доят своих петухов, и где Катька взяла лепестки шафрана. Загрузили по самую макушку своими россказнями, своими проблемами, и все чего-то от меня хотят. Идите к чёрту!
«Гуляют все!» — уверенно послав куда подальше всякие мысли, встраиваюсь я в какой-то дружный хоровод, в котором все скачут и машут юбками.
— Раз! Два! Йих-ха! — кричу вместе со всеми, входя во вкус к пятому или шестому кругу. — Раз! Два! Йух-ха!
— Ты избегаешь меня? — неожиданно хватает меня за запястье мужская рука, вытаскивая из толпы.
«Что? Кто? Где?» — растерянно упираюсь я в мужскую грудь.
— Думала здесь я тебя не найду? — прижимает меня к себе эта чужая рука совсем по-хозяйски.
И я даже не успеваю понять кто это, когда Катькина память ослепляет меня…
…вспышками объятий, безумных поцелуев, разорванным на плече платьем, разрезанной шнуровкой корсета… Мама!.. Его голая грудью со шрамом, которого я никогда не видела. Светлые волосы, что щекочут кожу. Тяжесть мужского тела, что вдавливает меня в кровать.
Мамочка!.. Я люблю его?.. Или ненавижу?
Когда потом в остервенении кричу его спине: — Дамиан! Нет! Не-е-ет! Дамиан!
И рыдая, падаю на колени.
А он уходит.
В моих неожиданных воспоминаниях это рвёт мне на части сердце.
Но он всё равно уходит.
Глава 25
— Слышь, блондинчик, руки убери! — с такой силой толкаю я эту чужую грудь, что он не просто отходит, отлетает, едва удержавшись на ногах.
Толпа расступается, давая нам место.
А охранники, мужественно бегавшие за хороводом, опаздывают буквально на секунду, но прикоснуться к персоне голубой крови, двоюродному брату короля, Его Сиятельству Дамиану Фогетту, судя по всему, просто не могут. Замирают, готовые меня заслонить, но руки распускать им не положено.
— Я сам, — отпускает их Георг Пятый Рекс, вырастая тенью у меня за спиной, и от его голоса площадь словно покрывается инеем. Воцаряется могильная тишина.
Только моё внутреннее «я» делает вид, что всё хорошо. Рабочая ситуация. Всё нормально. Попутал парень, с кем ни бывает.
«Спасибо, конечно, Гош! Но я бы и сама справилась. С тобой, конечно, веселее, но справилась бы. Ну что, кто на нас с королём?» — расправляю я плечи.
— У тебя есть какие-то вопросы к моей жене? — угрожающе, безжалостно звенит его голос секирой, занесённой над шеей Дамиана.