Заноза Его Величества

— Ты должна быть благодарна, что я ещё по замку разрешаю тебе передвигаться, — подойдя к столу, он тоже наливает себе из кувшина.

— Спасибо, царь-батюшка, — падаю я ниц на столешницу. Потом ещё пару раз стучусь лбом для верности, да так и остаюсь лежать на столе.

— Хотя после твоих сегодняшних вылазок, надо бы запереть тебя в этой комнате и никуда вообще не выпускать.

— Да запри меня в своей спальне. Чего уж! — поднимаюсь я. — Можешь даже одежду не выдавать, чтобы не приходилось её каждый раз снимать. Какой бы тёмной ночью, с каких бы вечерних прогулок ты не приехал, я всегда готова. Тёпленькая.

— Нет, в спальне я тебя запереть не могу, — улыбается он, отпивая своё вино и совершенно не реагируя на подначивание. — Да и без одежды оставить — тоже. Очень мне нравятся твои пирожки. Особенно те, что с мясом и луком. Да и в фартуке, перепачканная мукой, ты такая волнующая.

— Ну кто бы сомневался, что место мне у плиты да в постели. Тогда поставь на кухне кровать и запри там, — корчу я ему презрительную гримасу. — Странно только, что от рожания детей меня освободил. Разозлился, когда узнал о противозачаточном, но использовать его тем не менее не запретил.

Он усмехается и пьёт вино. Долго пьёт, жадно.

А пока он пьёт, я достаю я из кармана блокнотик и на странице, где я вписала всех, кто мог подсунуть Катарине настойку сон-травы с «антибеременином» в придачу, уверенно вычёркиваю его имя.

Да, его я тоже подозревала. И не знаю зачем ещё веду этот список. Но почему-то мне кажется, что эта настойка и тот, кто напал на него с кинжалом как-то связаны. И если я найду эту связь…

— А знаешь, почему я разозлился? — отставляет Георг пустой бокал, вытирая рот рукой. — Нет, не из-за наследника. А потому, что хотел тебя этой беременностью удержать.

— То есть? — убираю я на место свою книжечку.

— Если бы ты забеременела, — упирается он в стол, сложив руки на груди. — Ты не смогла бы вернуться назад.

— Ты хотел удержать меня силой? — выпучиваю я глаза. Вот же гад! — Нет, это даже не сила. Это — подлость.

— Да, это было нечестно, — и не думает он оправдываться. — Но ведь и ты поступила так же. Взяла эти капли у Шако.

— Я бы удивилась, если бы он тебе не сказал, — усмехаюсь я.

— И всё же он мне не сказал.

— И до сих пор жив?

— Да, с тобой я становлюсь добрее, — нагло лыбится он.

— Тогда кто это был? Фелисия?

Но он словно не слышит, оставляя мой вопрос без ответа. Ладно, хрен с тобой, у меня ещё есть что спросить.

— А теперь, значит, передумал? Решил меня отпустить?

— Ни за что, — уверенно качает он головой, и нависает над столом, опираясь на него руками. — Просто я не хочу детей от Катарины. Я хочу наших с тобой детей.

— И не хуже меня знаешь, что это невозможно.

— Только это не запрещает мне мечтать, — протягивает он приглашающе руку. — Но больше я ни за что не буду пытаться удержать тебя силой. Так что пей эти капли, милая! И сможешь вернуться домой.

— С радостью, — приняв его руку, поднимаюсь я. — Вот только дождусь, когда зацветут чёртовы крокусы.

— Всё? До чего же вы иномирянки ветренные. Так быстро и уже разлюбила?

— Ещё нет, но как после этого я могу тебе верить? И как после этого ты смеешь стыдить меня, что я всего лишь подслушала ваш разговор с Дамианом?

— А ты считаешь, что услышала что-то важное? — выводит он меня в центр комнаты, и кланяется, приглашая на танец. — Миледи!

— Конечно, Георг Робертович, — делаю я книксен и вкладываю ладонь в его вытянутую руку. — И важное, и нужное. Ты так уверенно говорил мне про войну, про действия Империи, про то, чем всё это может обернуться, а на самом деле никогда и не собирался идти против этой лживой церкви.

— То, что я говорю тебе в спальне, — кладёт он руку мне на спину, но, склонившись к уху, не двигается с места, — должно оставаться в стенах спальни. Это закон. А всё, что я говорю остальным, тебе лучше не знать. Однажды мне уже вонзили нож в спину. Если я направо и налево буду всем рассказывать о своих планах, как ты думаешь, сколько ножей в неё вонзят ещё?

— А мне? — даже и не знаю, что сказать в своё оправдание. — Если я буду жить в неведении? Если ты будешь мне врать?

— Ни одного, если я с тобой. Я тебе не врал. И всё, что тебе надо знать, я расскажу тебе сам, — прижимает он меня плотнее и увлекает, закружив по комнате.

— Откуда ты можешь знать, что мне надо, а что нет, Гош?

Боже, как это волшебно, даже без музыки двигаться ним в танце, что уже не хочется думать ни о чём.

— Потому что я родился и вырос в этом мире. В этом замке. В этих стенах. Потому что знаю, в отличие от тебя, по каким законам он живёт. И я с тобой. Я никому не дам тебя в обиду. Просто доверься мне. И поверь, что, если я не говорю куда уезжаю каждый вечер, значит, тебе лучше это не знать.

— А этот разговор с Дамианом? Ты бы рассказал мне о нём?

— Ну-у-у… — прищуривает он один глаз, останавливаясь. — Пожалуй, не всё. Про бордель точно бы опустил.

— Тогда я рада, что его подслушала, — прохожу под его рукой. — Это была самая интересная часть.

— Нет, не рада.

Охаю, когда он перегибает меня через руку, заставляя откинуться назад.