Занзибар, или Последняя причина

Вопрос мелькнул, как блуждающий огонек и исчез. После этого пастор Хеландер лишь с трудом мог собраться с мыслями. Сквозь боль в культе и тяжелую навалившуюся усталость в его сознании всплывали лишь обрывки слов и мыслей; deus absconditus[4], подумал он, и царство сатаны, Господь и пытки, твердое учение и стена без послания, мученичество и койка в клинике, койка и смерть, смерть и смерть.

Вместо того чтобы поднять телефонную трубку, он опустил голову на руки, его очки без оправы уже не поблескивавшие ночью, сдвинулись, и он задремал. Он успел еще подумать: я должен умереть, я обречен, я приговорен к смерти, я дошел до конца жизни, но, обдумывая эту самую невыносимую из мыслей, какая только существует, мысль, которая завершает все мысли, эту слепую и серую мысль, за которой нет ничего и угасают зеркала, он задремал.

Через какое-то время он проснулся от невыносимой боли. Он порылся в ящике письменного стола в поисках таблеток и взял из коробки три штуки. Потом он позвал экономку и попросил принести ему стакан воды.

ЮНГА

Он прикрепил искусственных червей на моток веревки; когда нечего было делать все юнги на рыбачьих катерах занимались с помощью шнуров с наживкой на длинной бечевке своего рода приватным рыболовством. Он сидел, защищенный от ветра, в кокпите и думал: если Кнудсен берет на борт пассажира, значит, он хочет его куда-то доставить, и уж, конечно, не в нашу часть побережья, а туда, на другую сторону Балтийского моря. Никогда он не думал, что Кнудсен способен на такое. Но почему, размышлял он, надо тайно перевозить человека на ту сторону? Он знал, что рыбаки иногда контрабандой доставляют кофе и чай, который покупают в море у датских моряков, — кстати, Кнудсен никогда в таких делах не участвовал, — но человека? И вдруг юнга подумал: тогда, выходит, в книгах пишется правда, значит, и сегодня бывают такие вещи, как те, о которых рассказывается в книгах про Гекльберри Финна и про Остров сокровищ и про Моби Дика? Потрясающе, подумал юнга, кто бы поверил, что это делает Кнудсен?

ЮДИТ — ГРЕГОР — ХЕЛЛНДЕР

Снова стоя на набережной спиной к шведскому пароходу, Юдит, хотя она уже не плакала, вытащила из сумочки носовой платок и прижала его к лицу На набережной было темно. Только там, где улицы вливались в площадь, еще горели газовые фонари. Фонарь над входом в «Герб Висмара» тоже еще горел, и окна пивной светились красноватым светом. Набережная была пуста. Почувствовав порыв ветра, Юдит посильнее затянула пояс плаща.

— И куда теперь? — спросил чей-то голос за ее спиной.

Юдит резко повернулась. Значит, вот он, конец. Холодным как лед и насмешливым тоном было произнесено то, о чем она как раз думала в этот миг, то единственное, о чем она была в состоянии думать: ее поймали.

Страх охватил ее до такой степени, что она тотчас побежала бы, если бы видела говорившего. Но она не могла ничего разглядеть; тот, кто говорил с ней, находился в полнейшей, черной тьме, в тени, отбрасываемой пароходом. Она попыталась разглядеть хоть что-то и наконец уловила какое-то движение, соединившееся с тихими, почти шепотом произнесенными словами.

— Что вы собираетесь делать?

Человек, произнесший эти слова, подошел к ней, подошел очень быстро и схватил ее за руку выше кисти; это был мужчина, ростом едва ли выше ее, молодой человек, чье лицо она уже видела сегодня вечером, вспомнила Юдит. Человек, которого я видела и который пошел за мной, который хотел схватить меня и вот теперь сделал это.

— Возвратиться в гостиницу вы не можете, — сказал Грегор, — или вам не обойтись без чемодана?

Юдит покачала головой. Грегор посмотрел на нее и отпустил ее руку. Он сухо засмеялся.

— Ах, вот оно что, вы принимаете меня за одного из этих, — сказал он. — Извините, что я об этом не подумал. Неужели я выгляжу как они?