В резном сундуке, как выяснилось, горой была сложена еще какая-то старинная одежда. Кандидат наук опустил тяжелую крышку. Ладно, если будет время, он еще познакомится с его содержимым поближе.
Попробовал эколог открыть и потайную дверь, но она, как и следовало ожидать, не подалась. Тут его внимание привлекла еще одна удивительная вещь, одна из стен комнаты была полностью закрыта тяжелой бархатной портьерой. Что скрывалось за ней? Но проверить кандидат наук не успел едва только шагнул в ту сторону, дверь тут же отворилась, и в комнате снова появилась Виктория.
Непроизвольно эколог поймал взгляд, каким девица окинула его с головы до ног. Взгляд был вполне одобрительным. Кокетливым движением она подняла с кресла ночную рубашку и, аккуратно, сложив, положила на подушку.
- Пойдемте, сударь, - сказала девица, улыбаясь. - У вас сегодня на завтрак яичница с беконом и ваш любимый яблочный пудинг.
Каким образом она открыла потайную дверь, эколог снова не понял: он с нетерпением ожидал, что окажется за дверью и был готов ко всему. Выяснилось, что дверь выходила в длинный и узкий коридор, больше всего похожий на театральное фойе. По стенам были развешаны картинки с изображениями старинных замков, рыцарских гербов, батальных сцен. Встречались и портреты неизвестных людей в старинных одеждах. Сходство с фойе усугублялось расставленными то там, то здесь старомодными, обитыми темнокрасным бархатом банкетками на гнутых ножках.
В коридоре не было ни души. Но только на первый взгляд. В дальнем его конце маячила чья-то широкоплечая фигура. Оглянувшись, эколог заметил такую же фигуру и в противоположном конце. Это означало, что коридор охранялся, просто так из него не выйти. Ладно, пока таких целей он и не ставил.
Следуя за Викторией, кандидат наук прошел несколько десятков метров, пока не оказался перед двустворчатыми стеклянными дверьми. За ними было большое помещение с длинным прямоугольным столом посредине, уставленным блюдами. Здесь пахло вкусной едой и вообще вся обстановка напоминала уютный банкетный зал ресторана. По стенам даже стояли в горшках пальмы и какие-то другие диковинные растения.
Только тут научный сотрудник ощутил, как он голоден. А в самом деле, сколько времени прошло после того, как он хлебнул в джипе неведомого зелья и заснул? Сутки или, может, еще больше?
За огромным столом сидел один-единственный человек. Он был не очень молод, полноват, с высоким лбом и длинными волосами, с бородой, усами, и одет, подобно экологу, в схожую старинную одежду. Человек бросил на эколога не очень доброжелательный взгляд, отвернулся и продолжал с видимым аппетитом трапезничать.
Когда же Виктория подвела эколога к столу вплотную, он с удивлением обнаружил, что рядом с тарелкой незнакомца лежит мобильник. Это снова заставило кандидата наук припомнить, что и у него самого тоже, вроде бы, должен был быть какой-то телефон. Средневековый маскарадный костюм и телефон, удивительное сочетание...
- Приятного аппетита! - молвил эколог дружелюбно, но вместо ответа получил лишь еще один угрюмый взгляд.
Виктория улыбнулась.
- Вот лишнее подтверждение, что к языкам он далеко не так способен, как вы, - понизив голос, доверительно сказала она экологу. - А ведь такой человек! Кто бы мог подумать!
- Ладно, будем завтракать, - сказал научный сотрудник лаборатории по выбросам, чтобы на всякий случай сменить тему.
4
Этот молодой человек, появившийся в дверях вместе со златоволосой бойкой девицей, здешней обитательницей, всегда одетой в ужасающе нелепый наряд, как обычно вызвал у него острый приступ неприязни. И может быть, даже более острый, чем всегда. Несколько дней отсутствовал, пропадал неизвестно где. И стоило только вздохнуть с облегчением, что исчез навсегда, как появился снова. А где был? Возможно, и в самом деле ему удалось выбраться за стену, как грозился не раз. Пускай! Расспрашивать его он, конечно, не станет. Много чести!
И все-таки, в глубине души пожилой господин, в одиночестве сидевший за столом, сознавал, что неприязнь его к молодому человеку беспочвенна. Больше того, проистекает она от дурного нрава, причиной которому - многие пережитые разочарования, обиды, утраты. Что ж поделаешь, если из-за этого весь мир представляется в черных тонах и ничего не радует? А вот жизнерадостность, бьющий через край оптимизм, вульгарная самоуверенность, только раздражают и вызывают жгучую неприязнь.
Вообще-то думать следовало бы совсем о другом. О том удивительном, непостижимом, что произошло с ним. Да и не только с ним, как оказалось. В страшном сне не мог бы себя представить, что такое возможно, но вот случилось. А еще удивительнее обещание этих людей, что все это не навсегда. Придет время, он вернется. Только можно ли этому верить?