Заоблачный Царьград

– Святослав! – закричал он, срывая связки, – Я предал тебя! Ты мертв! Но ты оставил на этом свете целый выводок! А я нет!!! Так смотри же, что будет дальше!!!

Глава 44. Полукровка.

Княжичу исполнилось четырнадцать. Владимир рос под надзором христианки-кормилицы и новгородского наместника Киевской Руси, которого одни знали как воеводу, другие как тысяцкого. Добрыню Никитича уважали все сословия. За силу и рассудительность.

– Дядя, почему моя мама не живет со мной!? – спросил княжич, пронзив воеводу своим ястребиным взглядом темно-карих, почти черных, как угли, глаз.

– Такова воля твоей великой бабки, княгини Ольги. И ничего здесь не сделаешь. Милость свою она забрала с собою в могилу. Но поверь, так было надо. А мать ты будешь навещать, как и прежде. Она в добром здравии и ни в чем не нуждается… – бас воеводы не терпел возражений, сказал – как отрезал.

– Отчего она так решила, ведь она была христианкою, это ведь добрая вера!

– Я не силен в толковании божьего, на то есть жрецы. Но мать твоя, сестра моя Малуша, всегда говорила, что она спасла и тебя, да и ее, от неминуемой гибели. А сейчас просто не хочет испытывать судьбу. Ольгу почитают внуки, твои единокровные братья, нечего им давать повод озлобиться. Пусть все будет, как есть. От этого нам не хуже.

– Каковы они, мои братья! – вдруг спросил Владимир, –Считают ли равным, хотят ли знакомства? Скучают ли, как я.

– Думаю, заботы о государстве мешают им вспомнить о брате, но вы еще встретитесь. Обязательно. – заверил Добрыня. – И этой встрече не помешает даже воевода Свенельд. До сих пор не ведаю, как так вышло, что отец твой, славный и удачливых в походах Святослав погиб, а Свенельд жив…

– 

Я не знаю Свенельда, – почесал голову княжичь.

– Достаточно того, что его хорошо знает твоя бедная мать… – задумчиво изрек Добрыня

– А мои братья… Они не станут задирать нос и называть ублюдком!? – этот вопрос интересовал княжича куда больше, чем история попавшего в опалу, но потом восставшему из пепла старого воеводы, которого чтил за заслуги и знание ратного дела старший брат Ярополк.

– Выбрось из головы! Не станут. Но лучше, чтобы встреча состоялась, когда ты окрепнешь, и дружина наша вместе с тобой. – твердо выпалил Добрыня.

– 

То есть, мне стоит их боятся?

– Не их, а рока. Иногда судьба доставляет хлопоты. Даже они друг с другом вздорят. Доносятся и такие слухи. А ты для них хоть и единокровный, но не родной. Мать ведь твоя древлянка.

– 

И что в этом плохого?

– По мне, так ничего. Наоборот, ты и у славян, и у варягов свой. Это и может злить. А еще то, что имя тебе дала сама княгиня Ольга. И сказала, что владеть ты будешь всем миром. Русь ведь частичка этого мира! Не так ли, Владимир?..

Послесловие от автора

Вот и завершил я свою седьмую по счету книгу. Но пусть не убоится мой читатель, поклонник моего литературного творчества, все мои романы автономны. И написаны в разных жанрах.

После криминальных триллеров и антиутопий о механизмах госпереворотов, судьба волей Случая, а он, как известно лишь псевдоним Бога, окунула меня в исторический экскурс.

Наткнувшись на «Историю государства Российского» Николая Карамзина, я вдруг отчетливо осознал, что досточтимый современниками и воспетый потомками «русский Стерн», сумевший объединить историю и сентиментальную беллетристику, немного не добрал источников! Особенно это проявилось в главах, посвященных периоду становления Руси от Рюрика до князя Владимира. И опирался он в основном на русских летописцев, в частности на монаха Нестора, автора «Повести временных лет». Смелое и дерзкое заявление, не так ли!? Но не смешивайте меня с грязью, не выслушав, я не собираюсь оспаривать мэтра и не претендую на лавры признанного авторитета.

Однако, смею утверждать, летописцы всегда ангажированы и призваны прославлять своих правителей. Карамзин один из самых рьяных защитников самодержавия, его трактовки и выводы, красноречиво свидетельствуют о том, что русские цари умели находить таланты. И давали им возможность писать, в комфорте. Обласканный императором, автор отрабатывал свой хлеб блестяще. Это нормально. Но здесь заканчивается история, и начинается пропаганда. Ну, или контрпропаганда. Как угодно.

Зачастую, одно и то же историческое событие в источниках противоборствующих сторон оценивается кардинально противоположно. А именитых героев та, или иная сторона присваивает себе даже в части, касающейся их происхождения. Чтобы было, кем гордиться!

То, что у монаха Нестора зафиксировано, как безусловная победа варяжского князя над ромеями, в гомелиях византийского патриарха Фотия значится, как рядовой набег, вовсе не критичный для империи.

Взволновала меня и неразбериха вокруг происхождения княгини Ольги, которую одни источники считали рожденной в Пскове, другие привязывали к Плиске, первой столице Болгарского царства. И все потому, что почитаемый летописец имел в виду какой-то загадочный город Плесков…