Малыш спокойно взирал на служанку, хлопая голубыми глазами. Застывшая истуканом Малуша встряхнулась и вытерла пот со лба. Она оглянулась на княжну – быть может, в надежде, что та шевельнется, проснется, накажет, пусть даже казнит, но не будет после на сердце тяжелого камня. Не обременится душа похищением и гибелью невинного чада, даже если этот отпрыск великих и грозных правителей спустя какое-то время станет еще одним притеснителем ее племени. Сейчас он был беззащитен, забавен и пах, как молоко…
Тут он улыбнулся, и Малуша снова замерла, приготовившись то ли к броску, то ли к бегству. Сердце колотилось как скандинавский барабан, отсчитывающий команду «навались» для чужеземцев и ее сородичей, ставших гребцами варяжских драккаров.
Гомон с улицы прервал терзания Малуши. Со двора донесся лай собак, а со сторожевой башни раздался сигнал о происшествии.
– Что там? – проснулась княжна, не удивившись, что застала Малушу у люльки с сыном.
– Не ведаю, княжна… – испуганно произнесла ключница. – Пожар, кажется. Горит христианская церковь, твоя церковь, матушка…
Ольга наспех оделась и стремглав помчалась к месту пожара. Действительно, кто-то подпалил недавно выстроенный из сруба скромный приход ромейской веры, что соблаговолил учредить в Киеве толерантный к причудам любимицы Вещий Олег. Никто не спорил с принятым князем-регентом решением, не возражал стройке, но Ольга знала, что не всем по нраву увеличивающаяся христианская паства.
– Ромея-черноризника зарубили топорами! – сообщил привратник-славянин из новообращенных подоспевшей к горящей церквушке матушке-покровительнице. – Убили и кинули прямо у алтаря, а затем бросили факел, чтобы скрыть убийство. А там березовый сруб! Горит, как смола! Кто убил – не разглядеть в кромешной-то тьме, но по всему было видно, что воины в дорогих варяжских кольчугах, знатные… Не губи, княжна, тебе только сказал. Боюсь, как бы не истребили меня с бела света за то, что застал злодеев за их черным деянием…
Выслушав свидетельство, Ольга принялась энергично тушить пожар, собственноручно принимая ведра с водой у ободрившихся с ее появлением христиан и сочувствующих. При хозяйке была и Малуша, прихватившая из княжьего подворья коромысла.
До прихода княжны все стояли как вкопанные, опасаясь приступать к тушению, ведь соглядатаи Свенельда находились здесь с самого начала, и молча взирали на разрастающийся огонь. Ничего не предпринимая.
Сам воевода Свенельд прибыл позднее, когда строение окончательно превратилось в пепелище.
– Княжна, не утруждай себя бесполезным, – теперь уже властным тоном увещевал Свенельд. – Мы собьем спесь с поджигателей. Уверен, сие учинили древляне. С недавних пор они во главе с покушавшимся на твоего мужа Домаславом обитают в соседних лесах, привлекая на свою сторону всех недовольных. Бунт разрастается. До сегодняшнего дня разбойники совершали вылазки на наши обозы, но теперь обнаглели до крайности.
– Привратник видел людей в варяжских кольчугах и с топорами… – высказала свое подозрение княжна.
– Этот пьяница разглядел их лица? – насторожился воевода.
– Он отдал себя в руки Господа и перестал пить… Но лиц он не видел, – с сожалением ответила Ольга.
– Тогда его слова ничего не стоят. Мало ли что ему померещилось от страха. Говорю тебе, это древляне убили монаха-ромея и сожгли твою церковь, – повторил свою версию воевода.
– Откуда тебе знать, что монаха убили? – поймала его на слове княжна.
– Так об этом всему Киеву уже известно! – не растерялся Свенельд. – Этот болтун-привратник растрезвонил мрачную весть, как только обделался… Распространил клевету вместе с вонью. Никто из варягов не покусился бы на христианскую обитель, зная, что она значит для жены наследника престола.
– Ничего! – грозно изрекла княжна. – Теперь выстроим храм в камне, да и город окружим стеной не хуже хазарской.
– Дело твое, княжна. Мое же дело – крепости не строить, а брать приступом. На хазар бы, врагов твоих, пошел бы с превеликой радостью, да не дозволили! – горделиво заявил Свенельд.
– Твое дело было уберечь город от напасти… – напомнила Ольга поручение регента и своего мужа надменному воеводе, показавшему теперь свое истинное лицо и гонор.
Свенельд не особо таился в своем пренебрежении власти, даже позволил себе непочтительное обращение. Он совершенно не пытался оправдываться за то, что не углядел, не предотвратил злодеяние.
Дело нечистое, нетрудно было догадаться, что воевода что-то знал и скрывал. Вероятно, он и впрямь был причастен к поджогу, но говорить о своих догадках предусмотрительная княжна не стала. Не прощаясь с воеводой, она отправилась назад, в свои покои.
Малуша последовала за хозяйкой, но за углом ее окликнул разочарованный невыполненным договором Свенельд.
– Вижу, ты не использовала идеальное время суматохи для исполнения моего поручения… – сдавил, как прежде, ее руку воевода.
– Не ведаю ни о каком таком поручении! – огрызнулась ключница.
– Узнаю дочь Мала, строптивую и такую же глупую! – оскалился Свенельд.