Изменение настроений в немецком обществе совпало с переходом к новому этапу создания европейского сообщества. «Образумившаяся» Германия вернулась в круг демократических государств и заняла свое законное место в Европейском союзе, превратившись в движущую силу его создания благодаря союзу со своим заклятым врагом — Францией. Новый статус также способствовал тому, что ужасы нацизма стали восприниматься менее остро. Многие немцы и европейцы охотно ухватились за возможность переложить ответственность за них на тогда еще коммунистическую Россию.
В результате появилось множество исследований, в которых Гитлера ставили на одну доску со Сталиным, и огромное количество книг о лагерях и преступлениях коммунизма. Все они сближали эти два режима и дискредитировали Россию, отождествляя ее с большевизмом. Советские граждане, в особенности русские, понесшие наибольшие потери в войне, имели все основания считать этот ревизионизм оскорбительным, тем более после того, как в 1991 году сами решили положить конец коммунистическому режиму.
Большинство западных русофобов в послевоенный период стремились поставить знак равенства между понятиями «коммунизм» и «Россия». Самые яростные критики коммунизма — русские диссиденты и западные борцы против советского режима времен холодной войны (Анатоль Ливен, Мартин Малиа, Стивен Коэн и многие другие) — как правило, четко разграничивают Россию и коммунизм, нелюбовь к России и борьбу с ненавистным политическим строем.
Но таких меньшинство. Основная масса исследователей и представителей западной интеллигенции, особенно после распада Советского Союза, предпочитали смешивать эти понятия. В странах, получивших независимость, особенно в Польше, прибалтийских государствах и Чешской Республике, интеллигенция была рада обвинить Москву во всех грехах и как можно скорее забыть, что они сами исповедовали коммунистические идеалы под чутким руководством национальных компартий. Практически повсеместно случилось ловкое разделение ответственности: все преступления коммунизма приписывались русским, в то время как прочие народы с готовностью взяли на себя роль несчастных и безвинных жертв.
Однако факты не столь однозначны. Печально известный
В этом смысле особенно примечательно, что грузинские корни Сталина стыдливо замалчиваются, когда речь идет о возложенной на него справедливой ответственности за тяжелейшие преступления коммунизма. Его неизменно называют «хозяином Кремля» или «красным царем», как будто он был русским. Приписывать коммунистическую жестокость русским кажется настолько логичным, что никто и никогда не задавался вопросом, не оказали ли грузинские корни Сталина столь же определяющее влияние на его поступки, сколь коммунистическая идеология.
Тут уж одно из двух. Либо в преступлениях Сталина виновен коммунизм, и тогда русские к ним вовсе не причастны. Более того, русский народ стал главной их жертвой! Либо дело в национальном, расовом и социальном происхождении коммунистических лидеров той эпохи. В этом случае следует установить происхождение каждого: грузин Сталина и Орджоникидзе, молдаванина Фрунзе, поляка Дзержинского, украинца Хрущева, евреев Троцкого, Свердлова, Зиновьева и Каменева и т. д., но это абсурдно и по большому счету совсем не интересно.
Разве есть разумные основания утверждать, что в преступлениях коммунизма виновны исключительно русские и никто другой? Не является ли это своеобразной формой пока что неназванного расизма, направленного против русских? Этот расизм вступает в противоречие с совершенно справедливыми обвинениями в антисемитизме людей, вслед за Гитлером считающих, будто большевизм «придумали евреи ради мирового господства»[281]
. Да, нацизм возрос на немецкой земле. Но коммунизм и его злодеяния — не до такой степени русские изобретения, как утверждают русофобы. Кстати, ни Мао, ни Пол Пот русскими не были. Это убедительно доказывает, что истоки их преступлений — главным образом коммунистическая идеология и тяжелый гнет колониальных и имперских режимов, а этническое происхождение тут совершено ни при чем.