Запад в огне

— Не треба так… — пытался отползти безногий. — За что?

Романцев вытащил пистолет и, разбивая диверсанту зубы, воткнул ствол ему в рот.

— За что, спрашиваешь?! Медаль-то из серебра должна быть, а не из латуни! Фашисты на такого гада, как ты, серебра пожалели! А вот мне на такую сволочь свинца не жалко будет! Кто тебя сюда забросил, фашисткий выкормыш?! Говори! Считаю до трех… Раз… Два…

— «Абвер», — сумел выдавить диверсант.

Тряхнув его за плечи, Тимофей жестко потребовал:

— Какое у тебя задание?

— Я должен связаться с группой куренного атамана Гамулы Остапа.

— Где находится этот атаман? Ты со мной в молчанку будешь играть? Я таких гадов, как ты, умею разговорить. — Рукоятью пистолета Романцев ударил диверсанта в челюсть. Из рассеченной кожи на гимнастерку обильно закапала кровь. — Добавить?!

Сплюнув на траву окровавленную слюну вместе с обломками зубов, тот ответил:

— Не нужно, я все расскажу.

— Вот так оно будет лучше. Слушаю!

— Он находится на хуторе. Речка там небольшая протекает, Глинка называется.

— Далеко отсюда?

— В десяти верстах.

— Откуда такая точность?

— Так яж тутошний.

— Что ты ему хотел передать?

— Он со своим отрядом должен выдвигаться в Броды.

— С какой целью?

— Слышал, що там что-то серьезное зативаеться, там и дивизия «Галичина» вже стоить.

— Поднимите этого гада!

Бойцы подхватили безногого под руки и поставили перед капитаном. Тимофей вытащил из планшета карту и потребовал:

— Покажи, где искать Гамулу!

— Присесть хоть дайте, нога у меня разболелася. Кровоточить, поди.

— Ничего, потерпишь! С парашютом прыгал, не сдох ведь, и здесь тоже не помрешь!

— Сам не ведаю, как приземлився, думав, разобьюся.

— Лучше бы ты, гнида, и вторую ногу себе сломал. — Лицо диверсанта было бледным. — Ладно, посадите его на пень, — разрешил Романцев. — А то еще околеет раньше времени, а он нам живой нужен.

Диверсант опустился на поваленное дерево, с облегчением вздохнул и, вытянув вперед покалеченную ногу, стал массировать ее пальцами.

— Мне тебя поторопить? — сурово спросил капитан.

— Щас я! — Диверсант провел заскорузлым пальцем по разложенной карте, и пожелтевший от табака ноготь остановился подле небольшого оврага: — Вот здесь! Туточки хутерец небольшой, с пяток хат… Он здесь и остався.

— Сорок шестой квадрат, товарищ капитан, — подсказал стоявший рядом Григоренко.

— У кого он остановился?

— Там якись родичи живут, а кто именно, не ведаю.

— Когда ты с ним должен встретиться?

— Ближе до вечера.

— Значит, он там?

— А где ж ему быти?

— Твоя настоящая фамилия, имя?

— Городецкий Евдоким Сидорович.

— Кто же это тебя, инвалида, в советский тыл забросил? У немцев вся мразь, что ли, повывелась, теперь они безногих стали к нам забрасывать?

— Народу у них богато, — уныло ответил Городецкий, — тильки они ведь считают, что на инвалида никто внимания не обратит.

Расчет немцев был верен: кому в голову может прийти, что под личиной инвалида войны скрывается вражеский лазутчик? Возможно, Романцев и сам бы не обратил на него внимания, если бы не показное добродушие, с которым тот поглядывал на «смершевцев». Сработало чутье и оперативный опыт.

— А если бы ногу сломал?

— Были тренировки. Виходило… А же тильки раз на раз не доводится. Як би зломав, аже не знаю, что робив бы…

— Как стал служить немцам?

— Когда немец к Киеву попер, нас в ополчение призвали. Одно ружье на пять людин било… Немцы даже с нами воевать не стали. Лупанули пару раз над головой из танков, ну, мы и потекали. А когда через лес пишли до хаты, мой сосед на мину наступил. Его сразу в шмотки порвало, а мени вот ногу осколком посекло. До дороги едва добрался, а там добрые людины помогли. Нога нарывать стала, жар у меня был. Вот жинка перетягнула меня на телегу и в немецкий госпиталь отвезла. Ну, а там мне ногу видрубали. — Инвалид посмурнел. От прежнего добродушия не осталось и следа.

— Что было дальше? — спросил Тимофей, натолкнувшись на взгляд много повидавшего человека.

— Зробив протез. Без ноги какой я работник? Все одно, в хозяйстве от меня толку небогато. А тут в госпитале конюх знадобился. Ну, я и прибився. Платили трохи.

— Прибился, значит, говоришь… А как в немецкой разведке стал служить?

Городецкий глубоко выдохнул, демонстрируя тяжкое переживание.

— Коня я как-то запрягав, а тут ко мне немецкий офицер подходит и запитав: «Гроши хорошие заработать хочешь?» А как же? Хто же не хоче? Согласился. А он сказав, что я должен учиться в немецькой развидовольной школе. Ну, я и пишов.

— Где именно находится эта школа?

— В Польше, Кринице. В двадцати километрах от Кракова. Через неделю направили в проверочный лагерь в Кирхгайм, а затем в зонденлагерь в Кельцы.

— Сколько раз тебя забрасывали в советский тыл? — спросил Романцев, буквально прожигая лицо диверсанта строгим взглядом.

Возникла всего-то коротенькая заминка, сказавшая о многом. Губы диверсанта вновь разлепились в добродушную улыбку. Теперь перед ним вновь сидел добряк, желавший заработать гроши.

— Перший раз я, — убежденно произнес инвалид. — Хотел сразу здаватися, так вы меня перехватили.