Обманывать ее не хотелось, но и держать в беспокойном ожидании тоже не подобало.
— Эта командировка… недели на четыре, но она может затянуться. Не знаю, как там пойдет дальше… Возможно, придется задержаться на два месяца, а может, на три… Я человек военный, куда отправили, туда и еду. Ты, главное, не переживай, все будет в порядке!
— Обещай писать мне почаще.
— Конечно, буду, — ответил Романцев, — ты же знаешь, насколько я люблю эпистолярный жанр.
— Я серьезно, а ты все шутишь.
— Я тоже серьезно.
Поставив на пол чемодан, Тимофей нежно притянул Зою к себе, почувстовав ладонями ее худенькие плечи, ощутил на губах горечь ее прощального поцелуя и заторопился за порог, скрипнувший под тяжелой поступью.
От крыльца отходил бодро, осознавая, что жена стоит у окна и смотрит ему вслед. Хотелось обернуться, приветливо махнуть рукой, но, опасаясь натолкнуться на застывшее побледневшее лицо любимой женщины, сумел перебороть желание и ускорил шаг. Так уж было заведено между ними, что до вокзала он добирается один, налегке, без груза переживаний, оставляя слезы расставания где-то в глубине квартиры.
До Червоноармейска[1], пункта назначения, как это нередко бывает во время войны, добирался на перекладных. Сначала был поезд до Киева, в котором он нашел даже местечко у окна среди молодого необстрелянного пополнения, отправлявшегося на фронт, а дальше летел на грузовом залатанном самолете вместе с несколькими командировочными, удобно разместившись между баулами с бельем.
Червоноармейск был освобожден еще четыре месяца назад, линия фронта продвинулась километров на пятнадцать под самые Броды, так что город можно было считать глубоким тылом. Его уже очистили от завалов, на дорогах было довольно оживленно, и по обе стороны от трасс, напоминанием о недавних сражениях, возвышались еще не восстановленные здания. Отдельные пробоины заделывали наспех побитыми почерневшими кирпичами, которые горами возвышались на пустырях, а потому едва ли не каждый отстроенный дом пестрил разноцветьем. Обходились пока без штукатурки (не до того!), но вот запах свежей краски присутствовал повсюду, и это обнадеживало.
Добравшись до отдела контрразведки армии, расположившегося в трехэтажном сером здании с приметной отметиной под самой крышей, — пробоина от снаряда была заделана красным обожженным кирпичом, — Тимофей Романцев козырнул бойцу, стоявшему у входа, и вошел внутрь. Следовало отметиться о прибытии, а потом двигаться дальше в штаб семьдесят первой стрелковой дивизии.
Он отыскал канцелярию — всего-то небольшая комната с тремя столами, за одним из которых, покрытым затертой коричневой клеенкой, сидел немолодой майор с орденом Красного Знамени.
— Здравия желаю, товарищ майор… Разрешите? — Тимофей шагнул в комнату.
Майор посмотрел на вошедшего и произнес:
— Проходите, товарищ капитан, что у вас?
— Капитан Романцев… Мне бы встать на учет, — сказал он, протянув военный билет и предписание.
Майор внимательно прочитал предписание и поднял усталые глаза на Романцева:
— Здесь в выписке из приказа написано, что вы прибыли «для дальнейшего прохождения службы».
— Так точно, товарищ майор!
Майор вдумчиво пролистал военный билет.
— Из вашего послужного списка видно, что биография у вас самая что ни на есть боевая. И назначение в Москву вы получили вполне заслуженно… А обратно-то почему? Не поладили с начальством, что ли?
— Можно сказать и так… Как бы это поделикатнее выразиться… Адюльтер у меня случился с дочкой начальника.
В глазах майора сверкнуло любопытство. Сидеть за бумагами скучновато, а тут какая-то занимательная любовная драма, так чего же не послушать, но капитан хранил молчание.
— Вот как… Бывает, — не дождавшись продолжения, протянул майор.
— А потом мне в войсках как-то привычнее, — честно ответил Тимофей.
— Верю… На учет я вас поставил, — голос майора заметно потеплел. — Штаб семьдесят первой дивизии сейчас находится в Немировке, это буквально в нескольких километрах от Бровки. Вам нужно будет еще зайти к начальнику отдела контрразведки «СМЕРШ» тринадцатой армии полковнику Александрову, он предупредил меня о вашем прибытии.
— Где мне его найти?
— Его кабинет находится в конце коридора, комната номер восемь.
— Разрешите идти, товарищ майор?
— Идите.
Тимофей прошел в конец коридора, отыскал нужную дверь и негромко постучался.
— Разрешите, товарищ полковник! Капитан Романцев…
У самого окна за столом, перелистывая раскрытую папку с бумагами, сидел моложавый сухощавый полковник лет сорока. Внимательно посмотрев на вошедшего, он дружески спросил:
— Романцев?
— Так точно!
— Прибыл, значит. Располагайся… Как там Георгий Валентинович? — спросил Александров, когда Тимофей присел.
— Он передает вам привет, товарищ полковник, — с готовностью произнес Романцев.
Губы Александрова растянулись в благодушной улыбке. Стало понятно, что полковник умеет ценить дружбу.