Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг

Хамством отличались именно техники. Летчики в большинстве своем себе такого не позволяли, они намного были умнее, культурней и вели себя менее заносчиво. Хотя летчики, безусловно, являлись элитой не только ВВС, но и всей армии. Им полагались спецпайки, лучшая амуниция, большая зарплата и т. д. Ведь от их мастерства зависел успех любой операции, они управляли машинами, которые стоили кучу денег, да и рисковали они своей жизнью не сравнимо с механиками…

Задачи наряда по кухне были такими же, как и в учебке. Все должности — хлеборез, помощники поваров — занимали наши «южные друзья». Хлеборезом был азербайджанец Алиев. Небольшого роста, с темным лицом, похожий на уродливого паука. Прохаживаясь по обеденному залу, он всегда что-то громко кричал на своем гортанном языке, ему вторили многочисленные земляки из разных сторон столовой. Напоминало это стаю шакалов. Около его каморки постоянно толпились азербайджанцы со всего гарнизона. В варочном цехе орудовали узбеки, и их земляки в большом объеме поглощали «сэкономленные» продукты. Лишь русские почему-то были разобщены и не проявляли заботы друг о друге. Каждый за себя — гибельная идея.

Странные эстонцы

Служили в нашей роте два эстонца — Матти Таска и Йоко Хукканен. Таска прибыл вместе со мной, а чуть позже подъехал и Хукканен. С Матти мы первоначально сдружились, но после прибытия его земляка он начал от меня отдаляться, и вскоре они общались только вдвоем.

В первое время мы с Таской довольно много разговаривали, он ничего не знал о Барнауле, и ему любопытно было узнать что-то новое про неизвестную для него Сибирь. Как-то, разоткровенничавшись, он кратко пересказал мне содержание письма, пришедшего от его отца. В нем старый эстонец умолял своего сына не жениться на «русской Маруське», для сохранения чистоты эстонского народа. Вот такая «дружба» народов. Таска очень заботился о своем здоровье, часто говорил мне:

— Щеня, нужно кушать масло, яйко, иначе мы умирай.

Действительно, ситуация с питанием была критическая. Кусок хлеба часто приходилось добывать с боем, я сильно похудел, остались кожа да кости. Осталась фотография того периода — показываю иногда знакомым, те меня не узнают. Так сильно похудел.

Усугубляло положение то, что в гарнизоне не было солдатской чайной, почему-то она была всё время закрыта. Так что, даже имея деньги, нельзя было их потратить. Ближайший гарнизонный магазин находился рядом с домами офицеров, куда вход солдат срочной службы был строго запрещен. Патруль безжалостно ловил просочившихся туда бойцов. Наказание было суровым — гауптвахта. Но голод гнал нас в этот магазинчик. Возвращаясь с добычей после опасного рейда, мы прятались где-нибудь в высокой траве. Обычно кушали хлеб, повидло, реже пряники, иногда пили болгарский сок.

— Белий пулка хлэпа, красивый панка павидла, сае…сь, — говорил Таска, с удивительной быстротой поглощая пищу. После таких обедов какое-то блаженство окутывало меня. Оказывается, как немного нужно человеку для счастья!

Но вскоре наша дружба с Матти закончилась. Этим летом (как, впрочем, и следующим) гарнизон накрыла эпидемия дизентерии. Полная антисанитария, грязь, мухи, тараканы, воровство в столовой и отсутствие должного контроля за приготовлением пищи со стороны командования делали свое дело. Я также переболел этой болезнью. При всех симптомах болезни (температура, частый жидкий стул, обезвоживающий организм) меня не сразу отпустили в санчасть.

Утром «добрый» дежурный по полку на просьбу отправить меня в санчасть, так как я заболел дизентерией, ответил жестко:

— Я тоже болею. Иди, служи, боец.

Дизентерией болели в то время многие, в том числе и Матти. Так вот, Таску скрутила нужда, и он «навалил» ночью прямо в ленинской комнате. Утром, когда начались разборки, он долго отпирался, затем подбежал ко мне и прошептал:

— Щеня, скащи, что это ты накакаль, а то мэня убивать, я дам тэбэ за это одын рупаль.

Я оторопел от такой наглости. Я послал его подальше, к его любимым родственникам в его Эстонию.

После этого случая я перестал с ним общаться, он еще сильнее замкнулся и был похож на затравленного рыжего зверька. Одного из котов, бежавших из казармы, называли Таской. Он тоже был рыжий, худой, облезший.

Положение эстонцев в казарме ухудшалось с каждым днем. Вскоре его и другого эстонца Йоко Хукканена обнаружили голых в одном из помещений штаба, где они были дневальными по штабу. Матти ласкал своего товарища, блаженно закатив глаза.

Меня это сильно шокировало. Проживая в сибирском «углу», сроду не видел «голубых». Зато «продвинутые» прибалты были явно не новичками в этом деле.

Опасаясь расправы, «голубков» поселили в штабе. Эстонцы стали «героями» всего гарнизона. Увидя их, многие кричали, махали руками, делали оскорбительные жесты. Пойдя в солдатскую чайную, они ели ноги унесли от разгоряченных кавказских парней.

Заступив в наряд по штабу, я спросил Таску:

— Зачем вы этим занимались? Ведь это противоестественно. Что, вам женщин не хватает?