Этот документ наделял советские и партийные органы союзных республик и областей правом определять размеры платной трудовой и гужевой повинности населения и фактически оформил и закрепил то, что на местах уже было сделано. Постановление от 24 марта 1941 г. стало основой работы республиканских и областных органов власти по обеспечению военных объектов рабочей силой перед войной. Сводки о количестве посланных людей и подвод регулярно поступали командованию УНС, а также в обкомы и облисполкомы. Эта информация свидетельствовала о том, что практически каждый день на спецстроительство выходило рабочей силы меньше, чем требовалось (таблица). Как показали дальнейшие события, из-за огромного объема работ промышленность не успевала в намеченные сроки обеспечить всем необходимым строительство УРов. Создание новых укрепленных районов в округах было в «полном провале из-за отсутствия материалов, транспорта и механизмов»[416]
. Несмотря на ужесточение мер по привлечению населения и направление воинских частей на спецстроительство планы хронически не выполнялись, и к началу войны строительство даже первой полосы УРов не было закончено.Во время работ на спецстроительстве местное население сталкивалось с явлениями, которые были типичными для советской командно-административной системы: грубое администрирование, самовольство и нарушения законности, плохая организация работы и быта, задержки выплаты денег, бесхозяйственность, идеологическая обработка. В донесениях и докладных записках в местные партийные и советские органы факты такого рода приводятся практически по всем 23 районам Белостокской области. Так, в Граевском районе военным командованием были наняты граждане с 900 подводами для перевозки лесоматериалов. По окончании работ оплата была произведена за 500 подвод. Широкий резонанс приобрел факт самовольного насильственного изъятия у жителя Ломжинского района Хрустовского 180 кубометров камня, причем беззаконие осуществлялось представителем 72-го УНС с применением физического насилия. В Хорощанах советские офицеры самовольно занимали помещения, отведенные под общественные нужды. Споры между представителями сельсовета и командирами в присутствии местных обывателей способствовали нездоровым разговорам среди населения.
В Сопоцкинском районе группа красноармейцев, работающих на участке 71-го УНС, совершила, по словам секретаря райкома партии, «безобразный, политически вредный и вопиющий поступок, заслуживающий серьезного внимания. Работая в Голынковском сельсовете они сожгли кресты, чем затронули укоренившиеся религиозные чувства населения, а классово враждебные элементы и духовенство использовали этот случай для озлобления крестьян против Советской власти. Об этом свидетельствует коллективное заявление, присланное на имя прокурора и подписанное гражданами в количестве 200 человек»[417]
. Граждане еврейской национальности сталкивались с проявлениями антисемитизма со стороны руководящих кадров стройучастков[418].Прокуратуры районов постоянно проводили проверки с целью выявления нарушений в исполнении вышеназванных постановлений и наказания виновных. Нарушения были самые разнообразные. В спецдонесениях прокуроров сообщалось о том, что сельсоветы не имели точного учета лиц, выполняющих свои обязательства, на стройучастках не делалось отметок, имелись факты, когда военнослужащие участков задерживали подводы и пеших, использовали их не на тех участках, на которые были выписаны обязательства, и не делал и отметок об исполнении. Начальники управлений жаловались на то, что присылают «неподходящую рабочую силу». Имелись ввиду католические и иудейские священники, которые «вели контрреволюционную пропаганду» и к которым необходимо было принимать соответствующие меры, а также 14-16-летние девочки, которых использовали на тяжелых земляных работах на глубине 5–6 метров.