Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

В польской историографии в последние годы зазвучали голоса, утверждающие, что отклонение Польшей предложения Гитлера было безрассудным, неправильным решением. Самый выдающийся сторонник этой точки зрения, Павел Вечоркевич, умерший в начале 2009 г., констатировал: «Хотя принятие требований Фюрера и привело бы к постепенной вассализации Польши, но все же оградило бы страну и от четвертого раздела, и от сентябрьского поражения, и, наконец, от зверств обеих оккупаций»[111]. Единственная трудность в 1939 г., по его мнению, заключалась, в том, что такая основательная переориентация политики требовала подкрепления ее авторитетом, которого не имели тогда ни министр Бек, ни маршал Эдвард Рыдз-Смиглы, ни президент Игнацы Мосьцицкий. Большинство польских историков относится критически к этой гипотезе. Станислав Жерко из Западного Института в Познани дал такую оценку: «Принятие немецкого предложения означало бы для польского народа шаг в пропасть»[112]. Такого же мнения придерживается известный историк и публицист Фома Лубеньский: «Парад перед Гитлером на Красной площади как следствие польско-немецкого союза закончился бы несравнимо хуже. Третий Рейх должен был проиграть, потому что имел идею только о немецком, или, более широко — расистском нордическом мире. А другим расам или народам мог предложить разные категории рабства. Следовательно, союз с Гитлером окончился бы для Польши не только поражением, но и позором участия в борьбе с целой европейской цивилизацией, к которой ведь себя причисляли поляки»[113].

В ситуации, когда ухаживания за Польшей неожиданно для Адольфа Гитлера закончились неудачей, он начал искать новых союзников, что и использовал Иосиф Сталин, обеспокоенный уступками западных держав Германии. Результатом явилось германо-советское соглашение, которое вошло в историю как пакт Молотова — Риббентропа. Таким образом, как пишет русский историк Сергей Случ, «Сталин, наконец, достиг давно желанной цели, которой являлось соглашение с национал-социалистической Германией. Более того, заключил с Гитлером договор на условиях, о каких он даже не смел мечтать»[114]. Тогда казалось, что благодаря соглашению Советский Союз получал только выгоду: как кратковременные (отодвигал момент возможного втягивания в войну), так и долгосрочные — получал значительные территориальные приобретения, которые были бы невозможны в случае действий, направленных на сохранение status quo.

Сточки зрения интересов Польши, подписание пакта, а точнее, секретного протокола, который делил сферы влияния в Центрально-Восточной Европе между СССР и нацистской Германией, с самого начала было очень невыгодным событием[115]. Вдобавок Польша не ориентировалась в содержании тайного протокола, хотя информацией на эту тему владели как американцы (передавшие ее англичанам), так и французы. Вероятно, союзники не поделились этими известиями с польскими властями, чтобы не ослаблять в Польше дух борьбы.

Уже с первых дней нападения Германии на Польшу Гитлер оказывал давление на СССР с тем, чтобы Красная армия перешла восточную границу Речи Посполитой. Сталин, хотя и выразил согласие на мелкие формы сотрудничества с немецкой армией (например, помощь в наведении на цель самолетов Люфтваффе), не хотел ввязываться в сомнительную пока «авантюру». Здесь надо добавить, что, по мнению многих историков, если бы в сентябре 1939 г. Франция и Великобритания полностью выполнили свои союзнические обязательства по отношению к Польше (это значит, в течение 15 дней направили все силы против Германии), то Гитлер до конца 1939 г войну бы проиграл[116]. Однако уже 12 сентября 1939 г. на заседании высшего военного совета во французском городке Аббевиле англичане и французы отказались от планов немедленного наступления против немцев. Вдобавок они не сообщили об этом решении ожидающей помощи Польше. Зато информацию получила советская разведка, и это стало сигналом для СССР о том, что можно уже без риска перейти рижскую границу (некоторые историки обращают внимание на подписание в это время Советским Союзом соглашения с японцами на Дальнем Востоке, но, думается, что для европейских событий это имело второстепенное значение).