Западная Европа. 1917-й.

На пост министра внутренних дел интервентисты прочили «своего человека», лидера партии социал-реформистов Биссолати. Он, боясь «провоцировать массы», еще летом 1917 г. был настроен относительно умеренно, но Туринское восстание побудило его присоединиться к экстремистам. «Я не хочу Советов в Италии» — так объяснял он перемену в своей позиции^{363}.

В то же время часть экстремистов (наиболее авантюристически настроенная) продолжала, как мы уже знаем, свои интриги с Кадорной (или с ближайшим его окружением) и рассчитывала передать власть если не самому Кадорне, то близкому к нему генералу. Слухи о намерении «послать прочь палату и установить военное правительство» широко распространились по стране. По словам Джолитти, им верила осенью 1917 г. «вся Италия». Именно с этими слухами, опять-таки по словам Джолитти, было связано образование Парламентского союза^{364}.

Однако расскажем по порядку. Союз защиты прав парламента, или Парламентский союз, как его сокращенно называли, — межпартийная группировка, возникшая в Монтечиторио в первых числах октября 1917 г. «Нижеподписавшиеся депутаты, — говорилось в программном манифесте Союза, — убеждены, что решение продовольственного вопроса и вопросов, связанных с национальной обороной, может быть достигнуто лишь при тесном сотрудничестве правительства и парламента, который является гарантом политических свобод и выразителем суверенной воли нации. Они убеждены также… что самый суровый парламентский контроль должен осуществляться во всех делах и над всеми расходами, обусловленными войной»^{365}.

Основное ядро членов Парламентского союза составили джолиттианцы. К ним примкнули и многие католики, и даже многие умеренные интервентисты.

В начале октября, когда Союз еще только возник и число его членов не превышало 47, интервентистская пресса отнеслась к нему иронически. Но к середине месяца число членов Союза перевалило за 100, и в стране начали раздаваться голоса в его поддержку. Ирония сменилась озабоченностью, и «Коррьере делла сера» призвала интервентистов «крепить ряды»^{366}.

В середине октября, когда палата наконец собралась, сторонники и противники парламентского метода управления встали друг против друга лагерями. Обстановка в Монтечиторио была чрезвычайно напряжена: воздух был точно насыщен электричеством, что ни час возникали бурные инциденты, вспыхивали парламентские скандалы. Правительство Бозелли оказалось между двух огней, и это сделало его положение и вовсе безнадежным.

20 октября в палате выступил с большой программной речью один из крупнейших итальянских политических деятелей Ф. Нитти. В этой речи он пытался доказать, что революция, возможная в России, «технически невозможна в Италии». Он звал правительство к сотрудничеству с парламентом и заявлял, что никогда не думал присоединяться к какой-либо критике по адресу Орландо, «который всегда стремился устранять, а не обострять противоречия». «Я рассматриваю всякие помыслы о реакции как бесполезные и безумные… Поверьте, о синьоры, что не насилием и не взаимными подозрениями порождается доверие!»— восклицал Нитти^{367}.

Окончив речь, он вышел в перерыве в коридор и столкнулся там с Орландо. Они обнялись. Депутаты, заполнившие коридор, долго аплодировали этому объятию, которое, как отметила назавтра «Аванти», «имело недвусмысленное политическое значение».

Орландо выступил в Монтечиторио три дня спустя с речью, которая была одновременно и гимном либерализму и — отдавал он себе в этом отчет или нет — признанием несостоятельности либерализма.

Туринские события, заявил оратор, не означают провала «политики свободы». Они лишь «естественный и логичный» просчет этой политики. Ибо «кто может поверить, что политика свободы не переживает своих печальных часов. Кто может подумать, что политика свободы гарантирует от народных выступлений? Кто знает ту форму и ту систему управления, которая от этих событий гарантирует?»

Таково признание несостоятельности либерализма. А вот и гимн ему: «Ничто не изменилось, ничто не может измениться в тех критериях, которыми я руководствовался в своей внутренней политике… Эти критерии выражены в формуле такой простой, что она может даже показаться упрощенческой. Эта формула такова: поддерживать силу и авторитет государства, необходимые для того, чтобы вести войну… и в то же время сохранять во всей их полноте наши конституционные свободы», — под бурные аплодисменты палаты заявил Орландо^{368}.

Эта речь принесла Орландо не меньший успех, чем речь на секретном заседании палаты в июне 1917 г. Снова овации, восторженные поздравления единомышленников. Однако интервентисты не замедлили восстать против утверждения о необходимости сохранять в войну всю полноту конституционных свобод, так же как не замедлили отметить противоречие между речью Орландо и его делами.