Примерно в середине XII века романское зодчество начинает вытесняться готическим, и в XIII столетии готическая архитектура достигает расцвета. Название "готический" — условное и странное. В готических храмах нет ничего собственно "готического", варварского, — французы гораздо удачнее называют готический стиль "оживным", то есть стрельчатым. Казалось бы, готический храм немногим отличается от романского. Их планы сходны: в основе того и другого лежит длинный "корабль" — неф; по обеим сторонам от него — боковые нефы; "корабль" пересечен под прямым углом поперечным нефом — трансептом; на востоке здание замыкается алтарной апсидой или "венцом капелл", то есть серией (четыре-пять) апсид, на западе расположен главный вход, фланкированный двумя башнями. Однако применение стрельчатой дуги придало готическому храму совершенно иной характер, иную эстетическую цель. Стрельчатая дуга явилась великолепным инженерным решением, позволившим облегчить давление свода и в силу этого уменьшить массивность стен; в готическом храме устранены те элементы кладки, которые не несли никакой механической нагрузки, и здание предстает перед зрителем как обнаженный каркас с подчеркнутыми линиями "ребер". Одновременно с этим стрельчатые дуги как бы переместили основную ось храма: из горизонтальной она превратилась в вертикальную, и вертикальная ориентация готического зодчества подчеркивалась высотой относительно легких стен, стройностью пилястров, на которые опирались стрельчатые дуги, башенками и шпилями, огромными окнами. Распор свода погашался не тяжеловесными контрфорсами, но с помощью изящных аркбутанов, перекинутых над боковыми нефами. Высокие стрельчатые проемы между главным и боковыми нефами позволяли воздуху свободно переливаться из одного помещения в другое, создавая впечатление органического единства пространства.
Живописный и мозаичный декор уступает место витражам, рельефу и скульптуре. Объемные каменные фигуры украшали как интерьер, так и порталы церкви (особенно западный, буквально наполненный скульптурными изображениями), и скульптурное распятие стало логическим центром внутреннего пространства храма. Цветные стекла витражей, причудливо преображавшие солнечный свет, создавали иллюзию реального присутствия библейских и житийных персонажей. Но в храмовый декор проникали не только герои христианской легенды — здесь нашлось место для сцен трудовой жизни, для светских властителей, для сказочных животных. Храм был микрокосмом средневекового человека, вмещавшим в себя весь мир.
Постепенно по мере укрепления городской самостоятельности и роста купеческих богатств в городах начали возводить новые общественные здания: помещения городских советов (ратуши) и крытые рынки (в Брюгге торговый центр представлял собой сложное сооружение, куда по специальному крытому каналу заходили морские суда), больницы и колледжи, общежития поселившихся в городе студентов, склады и цеховые помещения.
Ратуша — символ городской независимости — имела обычно в нижнем этаже склад или арсенал; по фасаду нижний этаж украшался аркадами, над ним был устроен парадный зал и ряд меньших помещений для заседаний. Подражая феодальному замку, ратуша включала в себя беффруа — башню, где висел набатный колокол, размещалась городская тюрьма и хранились городские хартии и казна.
Город стягивался прочным поясом оборонительных сооружений, без крепостных стен он не мог существовать. Одно из самых сильных впечатлений участников 4-го Крестового похода — греческий город Андравида, не имевший укреплений; на своей родине такого поселения им не приходилось встречать. Городские укрепления представляли сложную систему сооружений. Зубчатые стены (конфигурация которых определялась необходимостью предоставить защиту не только старым кварталам, но и тем, которые возникли по соседству — отсюда второй и даже третий ряд стен) воздвигали на холме или над рекой, как бы продолжая препятствия, созданные самой природой. Стены укрепляли башнями, которые господствовали над узкой полосой между рядами стен. Подход к воротам был неширок, ограничен стенами и непременно кривой, а над рвом, окружавшим крепость, устраивали подъемный мост, контролируемый из города. Город еще более замкнут в себе, еще более насторожен, чем каждый его дом, — и это несмотря на его тесную экономическую связь с окружающим пространством, без которого он не может существовать и со стороны которого он в то же время постоянно ожидает опасность.