Соотношение общины с господской вотчиной было весьма сложным. Лишь сравнительно редко имело место полное совпадение деревни и вотчины, обычно же деревня распадалась на несколько феодальных держаний, принадлежавших разным лицам. Община как бы оказывалась разорванной на несколько владений и соответственно владения одного сеньора лежали в разных деревнях, не образуя единого территориального комплекса. Кроме того, сложность структуры общины проявлялась в том, что в ее состав входили обычно не только крестьяне разных сеньоров, но и крестьяне разного личного и поземельного статуса, обязанные своим господам разными повинностями. Разумеется, средневековую общину не следует идеализировать, она (во всяком случае, в XIII веке) не была эгалитарным учреждением. Внутри общины образовалась группа относительно зажиточных и в силу этого влиятельных семей, которые ссужали деньги на общинные нужды и оказывали решающее воздействие на поведение общины. По большей части именно из них выбирались старосты и присяжные. В функции общины входило поддержание мира на ее территории, организация противодействия пришельцам, а также благотворительность, контроль за функционированием церкви и часовни.
Сельская община выступала хранителем не только аграрных традиций, но и крестьянских обычаев, празднеств и игр, иные из которых восходили к языческим, дохристианским временам и которые уже, может быть, в силу одного этого встречали осуждение церкви и феодальных властей. Крестьянские пляски были предметом особого возмущения богословов, хотя до некоторой степени им приходилось считаться с тем, что Ветхий завет упоминает с большой терпимостью о танцах Давида или некоторых других библейских героев. Поэтому Фома Аквинский даже готов был допустить, что пляски — здоровое физическое упражнение, однако духовная сторона крестьянских празднеств смущала его, как и других моралистов. С негодованием описывает Жак де Витри (1180—1244), французский историк и богослов, крестьянские пляски: в колокольчике, который несла женщина, руководившая танцем, чудится ему диавольский звон. Его младший современник Этьен Бурбон рассказывает, как французские крестьяне во время таких же игр скакали на деревянных лошадках: когда один из них попытался въехать на ней в церковь, "диавольская игрушка" вспыхнула и огонь охватил нечестивого всадника.
Церковь осуждала не только пляски, языческие по своему происхождению, но и иные формы крестьянского развлечения.
Английский монах XV века осуждает игру, которую "некоторые называют футболом" и которая состоит в том, что "молодежь передает большой мяч не по воздуху, а толкая его ногами по земле". Он называет футбол скверной и недостойной игрой, приводящей к увечьям и междоусобиям. Именно в крестьянском быту всего прочнее сохранялись архаичные, дохристианские верования и обычаи и сами христианские представления и мифы переосмыслялись и перекраивались на архаичный лад, получая новое содержание за счет фольклора, народных верований и социально-этических представлений. Деревенские священники звонили в церковные колокола, чтобы отогнать ураган, и обрызгивали местность святой водой в уверенности, что это обеспечит хорошую погоду. Церковное отлучение животных и гадов считалось эффективным средством. Языческие церемонии нередко сливались с обрядами церковных празднеств. Колдовские обряды пронизывали крестьянскую жизнь, причем к ним обращались женщины охотнее, чем мужчины. Бертольд Регенсбургский писал в середине XIII века: "Многие сельские жители попали бы на небеса, если бы только они не занимались колдовством". По его словам, у деревенских женщин есть приворотные средства, чтобы заполучить мужа, и средства, которые они принимают перед рождением ребенка, и вообще средства на все случаи жизни. "Бедные мужчины, — восклицает он, — чудо, что вы еще не лишены рассудка от всей той магии, которую применяют к вам женщины".