Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. От романтизма до наших дней

Рядом с «дионисийским» рос и креп дух Аполлона, рождались попытки выразить смысл вещей в терминах меры и соразмерности. Дихотомия двух этих начал, по Ницше, стала источником контраста, необычайно важным как в начале, так и в конце греческой цивилизации, контраста пластического искусства (Аполлон) и непластического, музыки (Дионис). Два этих инстинкта, один рядом с другим, выступают в открытом диссонансе, пока каким-то неведомым чудесным образом не соединяются в одном виде искусства, которое и есть аттическая трагедия.

Но если Еврипид попытался потеснить дионисийский элемент из своих трагедий в пользу морали рассудка, то Сократ объявился со своей претензией понять все при помощи разума, с ним же и господствовать. От Сократа и Платона и начинает отсчет по лестнице, ведущей вниз, Ницше, называя их «псевдогреками», «антигреками». Последнее, что остается в руках того, у кого нет другого оружия, — диалектика. Таков суровый приговор Платону. Правда в том, что философы и моралисты обманывают самих себя, веря, что декаданс можно остановить, объявив ему войну. То, что им представляется лекарством, на деле новая форма упадка: они меняют способ падения, но не перестают падать. Сократу сложно доверять, да и вся мораль нравственного совершенствования двусмысленна. Яркий свет разума, рациональность любой ценой, сознательность без инстинктов, вопреки им, — это лишь еще одна болезнь, и уж никак не возвращение к «добродетели», «здоровью», «счастью». Можно ли считать здоровым Сократа, если ему опостылела жизнь? Сказав «нет» жизни, он стал первым декадентом. Борясь с «дионисийским культом», Сократ «забыл», что он восстанавливает утраченные связи не только человека с человеком, но и с природой, празднуя возвращение блудного сына домой. Колесница Диониса украшена цветами и гирляндами, а несут ее вперед пантера и тигр.

5. ТУПОСТЬ «ФАКТОВ». «НАСЫЩЕНИЕ ИСТОРИЕЙ» ОПАСНО

В «Рождении трагедии» заметно влияние не только Шопенгауэра, но и Вагнера. В последнем Ницше усматривал прототип «трагического художника», которому предназначено судьбой обновить современную культуру. Вагнеру он пишет посвящение к «Рождению трагедии», которое заканчивает так: «Мое убеждение и взгляд на искусство как на высшую задачу и собственно метафизическую деятельность в этой жизни согласны с воззрением того мужа, которому я как передовому великому бойцу посвящаю эту книгу». Едва выйдя в свет, сочинение вызвало ожесточенную критику со стороны выдающегося филолога Ульриха фон Виламовица-Меллендорфа, который уличал Ницше в пренебрежении к истине и серьезной науке и писал, что не желает иметь дело с ним как с апостолом метафизики. В ответ последовали «Несвоевременные размышления» (1873—1876), где Ницше среди прочего говорит о своего рода «отравлении» историей. Нельзя сказать, что Ницше отрицает роль истории. Философ протестует против иллюзии историцизма, идолопоклонства перед фактом. Факты сами по себе тупы, осмысленность им придают теории и интерпретации. И потом, кто верит в силу истории, тот, как правило, мало верит в себя, а тот, кто не верит в себя, находится под влиянием кошмара происходящего, будь то правительство, мнение общества или большинства И в самом деле, если во всяком успехе есть рациональная необходимость, а в любом событии — победа логического, или Идеи, то так на коленях и полезем все наверх, по «лестнице успехов, по головам и спинам».

По Нищие, есть три истории. Монументальная история ищет в прошлом модели для собственного удовлетворения. Есть история антикварная, восстанавливающая, например, прошлое родного города как основание настоящего. Наконец, есть история критическая, рассматривающая прошлое с точки зрения судьи, цель которого — устранить препятствия для реализации собственных целей. Таков взгляд Ницше на историю. «Насыщение» историей опаснее любой формы цинизма, ибо вселяет в каждого ощущение старости, чувство, что все мы — цветы запоздалые, чьи-то эпигоны. Кроме самоиронии, ничего другого нам не остается.

6. РАЗРЫВ С ШОПЕНГАУЭРОМ И ВАГНЕРОМ

Из сочинений «Человеческое, слишком человеческое», «Утренняя заря» и «Веселая наука» мы узнаем о серьезных разногласиях Ницше с Вагнером и Шопенгауэром. Оказывается, есть два типа пессимизма. Первый тип — романтический пессимизм побежденных и отвергнутых. Второй тип пессимизма принимает жизнь, признавая ее трагичность. Пессимизм Шопенгауэра — бегство от жизни, наследство христианства. Пессимизм Ницше — «воля к трагизму».