Западная война (СИ)

— Полагаю, что Святой Георгий — это зрелый муж, а не восторженный юнец. Это была сложная и страшная атака. Явно неудачная. Когда мы отходили, я увидел раненого боевого товарища, который не мог сам идти. Офицер он или солдат мне было не важно. Я просто помог ему добраться до своих. И так поступил бы любой на моем месте. А сейчас вы меня извините, но я хотел бы сходить к полевой кухне, покушать горячего, получить свои пятьдесят грамм и поспать. Очень рука болит. Ранение нестрашное, сквозное, но болит оно от этого не меньше…

С этими словами Иосиф встал и чуть пошатываясь отправился к полевой кухни. А «неврастеник» начал, чуть закусив кончик языка, писать о мистической компоненте подвига. Ему невероятно понравилось то, что сказал этот грузин. Это только убедило Адольфа в сверхъестественной природе таких поступков. Ведь гордость — грех. А значит, что? Настоящий герой не должен бегать и на каждом углу кричать о своих подвигах. Да и удивительное внутреннее спокойствие, которое всеми силами демонстрировал Иосиф, ему тоже пришлось по душе. Он прямо влюбился в этот образ, который они вместе только что сочинили…

А на утро следующего дня штурм закончился. Просто закончился. Как и осада.

Не имея ни малейшего желания стачивать свои войска в бесконечных штурмах, Его Императорское величество распорядился применить «малышей». Большие бомбы массой по двадцать тонн каждая. Их было изготовлено очень немного. Но все равно их все загрузили в дирижабли что, базировались возле Варшавы, и отправили в Перемышль, добрав оставшуюся грузоподъемность бомбами помельче.

Часов в десять утра 29 апреля в небе, рядом с крепостью появилась небесная эскадра этих, разукрашенных под чудовищные акулы, воздушных судов. Они шли кильватером. Высоко. Но их размеры позволял их недурно разглядеть даже невооруженным взглядом.

Все солдаты на русских позициях побросали, если могли, свои дела и уставились на это чудо. Когда еще им удастся посмотреть на столько военных дирижаблей одновременно? А операторы Адольфа крутили ручки кинокамер, снимая их подлет.

Зрители собрались.

И шоу началось сразу, как только головной мателот подошел к крепости. От него отделился какой — то крупный предмет и полетел вниз. Секунда. Другая. Третья… Двадцатая… Двадцать пятая… Полторы минуты… две… две тридцать…

И взрыв.

Нет. ВЗРЫВ!!!

Он потряс всех присутствующих. Это было что — то невероятное. Казалось, что вся крепость разлетится в пыль от такой мощи. А следом еще, еще и еще. Эти чудовищные взрывы следовали один за другом, обильно сдабриваясь своими друзьями поменьше — от бомб в пятьсот и тысячу килограмм, которые просто терялись на фоне этих титанов. Они выглядели мелкими, едва различимыми пуками.

Флот дирижаблей прошел. Заложил правильный разворот. И начал уходить обратно — к Варшаве. Но на него никто не смотрел теперь. Все смотрели на крепость. А точнее на ее руины.

Но долго рассиживаться людям не дали.

Раздались свистки унтеров, и Имперская гвардия опять перешла в наступление. В бой пошел и Иосиф. Как легко раненый он сам был в праве решать — оставаться в тылу или все — таки идти в бой. Пулемет выдали новый. И тащить его было очень непросто. Но он, стиснув зубы, все равно шел вперед. Тем более, что, учтя опыт вчерашней атаки, никто не медлил. Имперская гвардия просто рвалась, старясь как можно скорее достигнуть укреплений… того, что от них осталось.

Но это было излишним.

Люди в крепости оказались либо убиты, либо ранены, либо контужены. Без исключений. Поэтому никто внятного сопротивления оказать не мог.

Это все выглядело страшно. Очень страшно.

Адольф, который со своей группой операторов в этот раз также побежал в атаку, ходил с бледным видом. И все шептал о каком — то гневе богов.

Камни были расколоты. Здания лежали разваленные. Чудовищных размеров дымящиеся воронки. И люди… он никто не видел людей в таком состоянии. У кого были полные ужаса, ничего не видящие глаза. А у кого — то пустые, лишенные всякой осмысленности. Какие — то австрийские солдаты сидели и как — то дергались в своем ритме, словно заевший механизм. Кто — то так и вообще — сидел и пускал слюни с самым что ни на есть блаженным видом. Были и те, кто пережил бомбардировку нормально. Ну… относительно нормально. И даже пытался сопротивляться. Что непросто даже с легкой контузией. Однако наибольшее впечатление на Адольфа произвели именно эти — психологически сломанные люди. И он снимал их снимал… невольно пропитываясь тем чувством ужаса, который они испытали…

Крепость Перемышль пала.