Западня

Таковы были условия спасения страны, выдвинутые Веллингтоном. Но, как мы видели, в понимании принципала Созы и его сторонников, войну следовало вести совсем не так. Они не способны были предвидеть результат к которому должно было привести выполнение этого стратегического плана. Они не понимали и того, что опустошение, осуществляемое британцами в целях обороны, с заложенными в него основами будущего наступления, нанесет меньший урон, чем разорение, которое принесут французы, если захватят страну. Эти люди не могли понять действий Веллингтона отчасти потому, что не пользовались в полной мере его доверием и потому не были знакомы с его планами в деталях, но в основном же из-за того, что были озабочены прежде всего собственными интересами. Землевладельцы севера, чьи владения должны были пострадать, отчаянно сопротивлялись проводимым акциям, они даже противились уводу со своих земель рабочих, которые требовались по указу о милиции. Антониу Соза был их лидером до тех пор, пока его не устранили после ультиматума Веллингтона совету. Нация разделилась: настало время выбирать, и, как бы горячо ни протестовал принципал, выражавший настроения своей партии, доказывая, что британский план столь же ужасен и разорителен, как и французское нашествие, она все же предпочла довериться победителю французов при Вимейру и на Дору.

Соза вышел из правительства и покинул столицу, как и требовали от него. Но Веллингтон, надеявшийся, что теперь он перестанет строить козни, явно недооценивал этого человека. Это была чрезвычайно тщеславная, заносчивая и самодовольная личность из того сорта людей, которых лучше не задевать. Теперь его уязвленная гордость напоминала о себе, как не затянувшаяся рана. Всему виной был английский главнокомандующий, и ему следовало отплатить с лихвой. То соображение, что, мстя Веллингтону, он мог погубить и себя, и свою страну, ничего не значило для Созы. Он был точно ослепленный яростью безумный зверь, готовый, даже желающий пожертвовать жизнью ради того, чтобы уничтожить врага и утолить свою жажду мщения.

В таком состоянии духа Соза и удалился в свое уединенное поместье, но отнюдь не для того, чтобы забыть там обо всем; он продолжил, хотя и втайне, активную политическую деятельность, плоды которой обнаружились весьма скоро.

С его уходом регентский совет, который здорово встряхнулся благодаря ультиматуму, стал действовать более согласованно и эффективно, и все, что рекомендовал предпринять главнокомандующий, было исполнено в точности.

Жизнь в монастырском доме на холмах Монсанту потекла спокойнее, О'Мой смог перевести дыхание и сосредоточиться на устройстве фортификаций, которые Веллингтон оставил на его, главным образом, попечение. По прошествии нескольких недель висевшие над ним тучи в образе дела Ричарда Батлера вроде бы постепенно рассеялись. О пропавшем лейтенанте ничего не было слышно, приближался уже конец мая, и О'Мой с Тремейном решили, что он, должно быть, попал в руки свирепых жителей гор, для которых солдат — неважно в какой форме, британской или французской — являлся тем, кого следовало убить.

Думая о своей жене, О'Мой с готовностью поддержал такое предположение. В сложившихся обстоятельствах подобный финал казался лучшим завершением этой истории. Ей следовало сказать о смерти брата сразу же, как только появятся тому свидетельства; она будет горячо оплакивать его, нет сомнения, ведь она очень сильно к нему привязана — слишком сильно для такой легкомысленной женщины, — но, по крайней мере, будет избавлена от боли и стыда, которые ей пришлось бы перенести, если бы его схватили и расстреляли.

Однако время шло, а новостей о нем все не было, что, в свою очередь, рано или поздно предстояло объяснить Юне — между братом и сестрой велась переписка, впрочем, не слишком регулярная — и О'Мой со страхом ждал, когда наступит этот момент. Лишенный изобретательности, он призвал на помощь Тремейна, и тот угрюмо констатировал, что у него нет иного выхода, кроме как сказать неправду, когда леди О'Мой обратится к нему с расспросами.

В конце концов, он смирился с необходимостью лгать в надежде на то, что правда сама станет ей известна каким-нибудь неожиданным образом.

Прошло уже около двух месяцев с того дня, как О'Мой узнал о злосчастном происшествии с Ричардом Батлером в Таворе. Стояло великолепное майское утро, генерал-адъютант задержался к завтраку из-за мешка с почтой, прибывшего из штаб-квартиры, располагавшейся теперь в Визеу[23]. Оставив капитана Тремейна разбирать ее, сэр Теренс прихватил с собой несколько писем, пришедших от друзей из армии, и отправился завтракать.