Западня

– Конечно, над этим легко посмеяться, – несколько неожиданно продолжила Софи после паузы. – К таким людям, как Бритта, легко можно отнестись с пренебрежением или обозвать добренькой дурочкой или как-нибудь еще. Но Бритта действительно была такой. Не добренькой дурочкой. Она была по-настоящему добрым человеком.

Йонас посмотрел на нее, попытался представить сестер вместе. Они были мало похожи. Нежная, фееподобная Бритта с длинными волосами, которая на всех фотографиях, которые были в деле, казалась такой хрупкой и ранимой. И Софи, с короткой стрижкой, мальчишескими повадками, которая, несмотря на все, что ей пришлось пережить, так хорошо держится.

– Семь ножевых ран, – сказала Софи, и Йонас внутренне напрягся. – Я узнала это из газет.

Она помолчала.

– Можете представить, каково прочесть такое моим родителям?

Йонас облегченно кивнул, потом отрицательно покачал головой. Конечно же, он не мог себе представить.

– Вы должны его найти.

Йонас посмотрел на нее. Фонарь, который зажегся от датчика движения, когда он подходил к дому, уже давно погас. Глаза Софи блестели в темноте. На мгновение Йонас почувствовал, что тонет в них. И Софи отвечала своим взглядом на его взгляд. Потом мгновение прошло.

– Мне пора идти, – неожиданно сказала она и встала.

Йонас тоже встал, поднял со ступеней кожаную сумку Софи, протянул ей.

– Господи, какая тяжелая. Что у вас там? Гантели?

– Всего лишь книжки, – ответила Софи, перекидывая сумку через плечо. – Чувствую себя спокойнее, когда с собой есть что почитать.

– Понимаю.

– Да? Вы тоже любите читать?

– Ну, честно говоря, не помню, когда последний раз держал в руках книгу, – ответил Йонас. – На романы у меня не хватает терпения. А вот стихи раньше безумно любил. Верлен там, Рембо, Ките. В этом роде.

– О господи! – простонала Софи. – О стихах со школы слышать не могу. Я чуть с ума не сошла, когда в девятом классе нам задали выучить наизусть «Пантеру» Рильке. «Лишь эти прутья клетки отражая, взгляд изнуренный не приемлет свет…»[3]

Софи наигранно содрогнулась от ужаса.

Йонас не смог удержаться от улыбки.

– Вы несправедливы к доброму старому Рильке, – сказал он. – Кто знает, может быть, когда-нибудь у меня получится убедить вас дать поэзии еще один шанс. Возможно, вам понравится Уитмен. Или Торо.

Мысленно он проклинал себя за эти слова. Что он творит?

– Было бы мило попробовать, – сказала она.

И собралась уходить.

– Спасибо, что уделили мне время. И простите, что потревожила вас.

Она уходила в ночь. Йонас чуть постоял, глядя ей вслед, развернулся, начал подниматься по ступенькам крыльца.

И остановился от удивления.

Его водолазный колокол куда-то исчез.

11

Мышцы горят. Я полна решимости подойти ко «дню икс» во всеоружии, поэтому физические упражнения – тоже. Если я хочу в экстремальной ситуации, которая мне еще только предстоит, иметь хоть какие-то шансы, то должна быть готова не только психологически, но и физически. Тренированное тело лучше переносит стрессы. Поэтому я тренируюсь. У меня в подвале – небольшой фитнес-зал, в котором я уже сто лет не была. Давным-давно у меня вдруг заболела спина, и я с помощью персонального тренера, самодисциплины и тренажеров привела себя в порядок. С тех пор у меня было немного причин обращать внимание на свое тело. Я в меру стройна и в относительно неплохой форме, а как буду выглядеть в купальнике – мне совершенно параллельно. В моем мире нет пляжей.

Упражнения – это хорошо. Только теперь, когда снова возвращаюсь в собственное тело, я понимаю, насколько забросила его в последние годы. Жила только головой, а мои руки, ноги, плечи, спина, мои ладони и ступни – о них я просто забыла. И как хорошо снова оказаться в собственном теле, я тренируюсь упорно, я наслаждаюсь болью при последнем повторении, когда поднимаю вес, это жжение, это пронзительное ощущение в мышцах говорит мне о том, что я все еще живу. Со мной что-то происходит. Тело помнит другое, чем мозг. Пробежки в лесу и ноющие икры. Танцы всю ночь напролет и гудящие ступни. И это ощущение, когда в жаркий день ныряешь в озеро, и сердце на мгновение замирает, а потом опять начинает биться. Тело напомнило мне, что такое боль. И что такое любовь, когда тебе смутно, темно и пурпурно. И я понимаю, как давно никто меня не волновал и как давно я ни у кого не вызывала волнения.

Мне захотелось убежать от этого нахлынувшего вдруг томительного и плотского, как сырое мясо, чувства. А я и бегу – да только по конвейерной ленте тренажера. И как ни ускоряйся – все равно остаешься на месте. Хватит об этом думать – я увеличиваю скорость движения беговой дорожки на два, а потом и на три деления.

Пульс зашкаливает, почти задыхаюсь – и вдруг вспоминаю прошлую ночь. Ужасный кошмар, из которого с большим трудом выбралась и проснулась, задыхаясь и суча ногами под одеялом. Это был не обычный кошмар с Ленценом, гораздо хуже. Все было как-то особенно ужасно. Как-то особенно осязаемо. И мой страх. И ухмылка Ленцена. И кровь Шарлотты на его руках.