Западня

Шариф крякнул и осушил кружку. Он с удовольствием бы погнал фермера пинком под зад, но Баткин, Нергал его задери, был одним из его выборщиков, которым вскоре предстояло подтвердить вотум доверия главе местной власти: ему, Партеру. Или не подтвердить. А у фермера были друзья, у тех друзей — собственные, и слух о бесчинствах какого-то неведомого разбойника мог весьма повредить репутации тарифа, отвечавшего за спокойствие в здешних краях.

Партер принял официальный вид и разгладил седые усы, придававшие его плоскому некрасивому лицу нужный оттенок мужественности.

— Ладно, какими доказательствами вы располагаете?

— Он всегда делает одно и то же!

— В прошлый раз вы обнаружили след неизвестного человека и отсутствие целого окорока, после чего со своими людьми организовали преследование похитителя, пока не увидели его скачущим верхом на прекрасном гнедом жеребце. Полагаю, что расстояние на тот момент между вами и преследуемым составляло не более полета арбалетной стрелы.

— Гораздо меньше! Мы были так близко, что рассмотрели в лунном свете его черные волосы и голую спину, покрытую шрамами.

— Но вы не стреляли?

— Нет, так как надеялись взять злодея живым и доставить на суд!

Партер задумчиво глянул на фермера:

— Ты давно в Боссонских Топях, Баткин?

— Третий год, месьор.

— Мог бы усвоить, что в Свободных Землях сначала стреляют, а потом думают о судопроизводстве. Всади ты стрелу между лопаток того ублюдка, и нам не пришлось бы скучать, решая твою проблему.

Он снова налил из кувшина и залпом осушил кружку.

— Хорошо, ты продолжаешь думать, что именно этот человек все обворовывает вас?

— Не сомневаюсь!

— Доказательства?

— Вчера я опять видел его едва ли не в ста шагах.

— В ста шагах?

— И при этом лицо его было освещено!

— Это очень важно, Баткин, постарайтесь его описать.

— Думаю, шариф, это был Черный Джок.

Челюсть Партера поехала вниз, и из уголка рта потекла по подбородку тонкая струйка вина.

— Ты спятил, — хлюпнув горлом, выдавил старый воин, — Черного Джока убил этот псих Катль, ты помнишь…

— А только говорят, что Джок воскрес и прячется в Волчьих Холмах, — упрямо сказал фермер.

— Заткнись! — взревел шариф, опрокидывая графин и кружку. — Я никому не позволю марать мое честное имя и ставить под сомнение то, что говорю! Бэда Катль прикончил Джока, а я арестовал Бэду Катля и отправил в Тхандару! Губернатор Брант осудил молодца крошить камень в рудниках Немедийских гор, это все знают. Что ты болтаешь — Джок был мертвее мертвого, хассак вошел ему в правый глаз и раздробил череп! Как он мог уцелеть?!

Несчастный Баткин отпрянул, едва не упав с лавки.

— Да не я это придумал, шариф, видит Митра, не я, — забормотал он растерянно. — Стайв это, брательник двоюродный, он это решил, не сносить мне зубов до осени! Он этого парня возле сарая приметил, тот стоял себе под фонарем и зубы скалил. Стайв поднял тревогу, люди повыскакивали и бросились в погоню. Вор перемахнул ограду, там его конь дожидался, и махнул к Волчьим Холмам. Ребята мои за ним, и уже почти настигли, клялись, что видно было, как бешено тот скачет, но потом он вдруг так резко прибавил, что и след простыл. А только Стайв клялся матерью, что признал в скакуне Ситца, лошадь Черного Джока.

Ну, я, конечно, разозлился и поговорил с брательником. Словом, решили мы подстеречь черноволосого, кто бы он ни был, и устроили засаду на склоне. Слышим — спускается. Стайв на него прыгнул и почти что сбил с лошади, да гад этот кулаком ему так в лицо саданул, что разделал как отбивную. Мои парни на коней — и за черноволосым… Куда там: он рванул прямо в холмы и, зуб отдам, словно растворился в темноте.

Подхожу я к брательнику, он на земле сидит, нос зажимает и говорит мне: «Слушай, Бат, а ведь это Черный Джок был, не иначе…»

Шариф гулко захохотал. Потом велел жене принести еще один кувшинчик. Наполнив кружку и отхлебнув, спросил Баткина:

— Не помер брательник-то?

— Да нет, — ответил фермер, довольный, что вспышка шарифского гнева, кажется, миновала. — Чего ему сделается. Только губы стали что у коровы.

— Если так звездануть, не то что Черный Джок, сам Мардук может привидеться, — сказал Партер. — Но ты говорил, неизвестный преступник покушался на твою жизнь. Это как же?

— А волка подослал, — поежившись, молвил фермер.

Лицо тарифа приобрело цвет хорошо выбеленного полотна.

— Волка?

— Здоровенный волчина, белый. Никому не говорил, но вам, шариф, все поведаю. Стайв считает, что это волколак, а оборачивается им сам Черный Джок. Пошел я давеча по малой нужде, а он сидит. Я штаны расстегнуть не успел, да так и обомлел: руки опустились, стою ни жив ни мертв. А тварь сия (храни Митра наши души!) подходит и берет меня за причинное место зубами. И вижу глаза чудовища — бездонные, и искры в них полыхают… Подержал несильно, отпустил и был таков. Но что с вами, шариф? Мирта! Мирта! Шарифу плохо!