Западня

Когда корабль во многих местах дал течь, капитан приказал спустить на воду единственную оставшуюся шлюпку, способную взять на борт самое большее шесть человек. Хатильдан, захватив все самое ценное, села в нее вместе с принцессой и двумя гребцами. Она очень любила своих детей, но, несмотря на это, бросила их без малейших колебаний.

«Возрадуйтесь! – сказала она им при расставании. – Вы будете ждать меня в обители Господа. Я же должна выполнить свой долг и спасти принцессу, которая, в свою очередь, спасет и возродит нашу прекрасную страну».

Слушая его рассказ, Кастерак думал, что ему снится сон.

– Судно, – продолжал Сентак, – пошло ко дну практически на глазах кормилицы.

Она вверила Господу свои печали матери и жены, во искупление грехов, затем в экзальтации прижала к груди девочку, гордая от того, что спасла ее.

Буря все еще бушевала, но накал ее стал стихать. Два дня и две ночи шлюпку швыряли огромные океанские волны, и ее пассажиром оставалось только положиться на волю случая.

Больше всего в этой истории удивляет то, что матросы не убили Хатильдан и ребенка, чтобы завладеть хранившимися в ларцах сокровищами.

– Может, они не знали их истинной ценности? – спросил Мюлар.

– Возможно, – ответил Сентак. – Как бы там ни было, потерпевших кораблекрушение подобрало судно, следовавшее в Бордо, причем в тот самый момент, когда в море разыгрывался новый шторм. Спасение принцессы и Хатильдан осуществлялось в крайне сложных условиях. Сначала на борт подняли дитя, потом кормилицу, но в тот момент, когда собирались втащить хранившиеся в шлюпке ларцы, огромный вал воды накрыл ее, опрокинул и увлек за собой двух остававшихся в ней матросов.

Людей, в конечном счете, спасти удалось, но вот ларцы, набитые бриллиантами, изумительными камнями и драгоценностями навсегда поглотила морская пучина.

По прибытии в Бордо Хатильдан стала рассказывать историю своих злоключений каждому, кто, на ее взгляд, мог проявить интерес к судьбе принцессы, в первую очередь католическим священникам. Но те ей не поверили, по-видимому, приняв за интриганку.

Отчаявшаяся кормилица, снедаемая чувством вины, впала в полнейшую нищету и Вандешах, конечно же, разделила все ее страдания.

– Бедная принцесса! – молвил Мюлар.

– Моральные и физические страдания, обрушившиеся на Хатильдан, подточили ее здоровье и одним прекрасным утром она скончалась.

Чувствуя приближение предсмертной агонии, она попросила привести одну простолюдинку, до этого проявившего к ним с принцессой сострадание, и рассказала от начала до конца всю свою историю, вырвав у той обещание, что она сделает все возможное, чтобы вернуть принцессе трон и приличествующий ей ранг.

Но славная женщина, которой Хатильдан до этого ни в чем не признавалась, не поверила из ее рассказа ни единому слову.

Она решила, что старая Индианка, как ее прозвали, уже начала бредить и что все ее повествование – плод чистого воображения человека, стоящего на пороге смерти.

Впрочем, это не помешало ей похоронить кормилицу и позаботиться о девочке, которая впоследствии худо-бедно выросла и стала красавицей. Сейчас ей шестнадцать лет.

– И в Ризапуре никто даже не догадался, что стало с Вандешах? – спросил индус.

– Никто.

– Я знаю, что после ее исчезновения рассказывали какую-то таинственную историю, в которой некую роль сыграла богиня Шива…

– Верно. К счастью, народу дали все основания так думать, ведь это позволит принцессе вернуть то высокое положение, предназначенное ей с самого рождения.

– Но откуда вы, саиль, узнали, что это дитя – наша правительница?

– Ты должен знать, что через четыре года после загадочного исчезновения принцессы Ризапура, тогда мне было двадцать два года, в мою страну вторгся некий авантюрист.

– Джелли.

– Да, Джелли, незаконнорожденный сын моего отца и баядерки. Этот негодяй собрал на моих границах войско. Я был молод, вести меня за собой было некому, со всех сторон меня окружали придворные, падавшие передо мной ниц по поводу и без повода. Я смеялся – остальные тоже смеялись, я тосковал – и все плакали. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, меня тошнит. И рядом не оказалось никого, кто сказал бы: «Принц, живя в распутстве и утехах, нельзя ни поднять свою страну, ни добыть воинской славы».

– Простите меня, саиль, – сказал Мюлар со смирением, за которым угадывался упрек.

– Да, ты прав. Ты один желал открыть мне глаза и донести до меня истину.

– Я знал, что Джелли окружил себя многочисленными сторонниками. Мне также было известно, что ваше безумство и расточительство отвратило от вас народ, который с радостью встретил бы любого претендента на трон, лишь бы тот был царских кровей.

– А мой враг действительно принадлежал к царской династии.

– Да.

– Когда я думаю, что по моей вине на голову народа, который я был обязан сделать счастливым, обрушилось столько бед, меня пробирает дрожь. Нет нужды напоминать тебе о том, что произошло потом. Солдаты бросили меня.