Западня

Абсолютная нереальность того, что он находится здесь, и того, что его ждет, утрата привычной размеренной жизни, распад брака… каким бы он ни был, — воспоминание обо всех этих проблемах просачивалось в его сознание, как тоненькая струйка песка в песочных часах, заполняя оцепеневшее пустое пространство ужасом. Он, шатаясь, двинулся к двери.

— Доктор Вудрафф, — позвала Тилли из-за двери. — Я уже заканчиваю на кухне. Если хотите, приготовлю вам что-нибудь на скорую руку.

— Нет, спасибо, Тилли. Я перехвачу что-нибудь попозже, — ответил Давид.

За дверью помолчали.

— Но вы не выходили вчера на ужин… Не приготовить ли мне пару яиц и тостик с маслом? Я принесу прямо в номер.

Давид открыл дверь, Тилли глянула на его лицо и озабоченно нахмурилась.

— И чашку хорошего крепкого кофе? — добавила она заботливо.

— Да, спасибо. Но только кофе. — Давид потер подбородок — на ощупь как наждак, а глаза опухли так, будто он всю ночь плакал.

— С вами все в порядке? — Тилли шагнула к нему и положила крошечную ладошку ему на плечо.

— Ты очень добра, Тилли. Со мной не нужно особенно церемониться. Завтра утром я выйду вовремя. — Он замолчал и похлопал ладонью по маленькой руке. — Но чашка кофе спасет мне жизнь. И пожалуйста, зови меня просто Давид.

Глава 14

Давид провел пару дней в одиночестве, пытаясь адаптироваться к ситуации. Он старался сохранять спокойствие и благоразумие, убеждая себя, что никакой катастрофы не произошло. Он жив-здоров, Изабель жива-здорова, и пока никто не говорит о разводе. У него была работа, к которой он должен вернуться. Хотя, если вспомнить, как он ее оставил, перспектива была невеселая. Если не будет иного выхода, он достаточно молод и здоров, чтобы обеспечивать этих детей, по крайней мере финансово, еще много лет. Такое случалось с мужчинами во все времена. Его проблемы по сравнению с проблемами других людей довольно незначительны.

Он много гулял, уходя далеко за нынешние пределы городка, — гравийные дороги были проложены к будущим районам города. Большие участки леса были уже повалены, чтобы можно было готовить площадки под застройки. Давид не мог понять, кто захочет жить в таких уединенных местах, но потом представил, что все это со временем превратится в комфортабельные районы с освещенными улицами, жужжанием газонокосилок или ревом снегоходов и смехом детей. Тем более что некоторые люди готовы многое отдать за эту свободу от скопления народа и богатейшую девственную природу прямо у порога.

Давид ходил по новым барам. Как чужак, он мог сидеть где-нибудь в уголке, размышлять и в то же время смотреть и слушать. Местные жители обычно держались группами, но и они съехались из разных мест, поэтому здесь слышалась разноязыкая речь. Старики говорили на инуктитуте и славейе, были и иностранцы — немцы, итальянцы, американцы, а еще выходцы из французской Канады и ребята с юга, говорящие на английском со своеобразным акцентом. Это было уникальное место, плавильный горн человечества на краю цивилизации. Давид улыбнулся, когда в голову пришло сравнение с баром для пришельцев в фильме «Звездные войны». Его забросили на задворки родной безопасной вселенной, сослали на аванпост космических пришельцев по обвинению в преступлении, которого он не совершал. Он не знал, сколько пробудет здесь, как именно будет разбираться с тем, что произошло, и как приживется. Все было таким незнакомым, а ведь он работал тут, ему было знакомо это ощущение, этот вкус ссылки.

В четверг вечером он сидел в «Золотом самородке», пил ледяное «Лабаттс Блу», когда к нему подошел какой-то человек. Индеец среднего возраста, довольно толстый, с угрюмым выражением лица.

— Привет, — сказал он, снимая кепку. — Не помните меня?

— Нет, — признался Давид, — по правде говоря, не помню.

— Давным-давно вы были дружны с моим дедом. Однажды вы уложили его в больницу и, как я понимаю, спасли ему жизнь.

— Так вы внук Спящего Медведя? — обрадовался Давид. Он протянул руку, и индеец неохотно пожал ее. — Осмелюсь спросить…

— Он умер пять лет назад, вскоре после того, как ему исполнилось девяносто девять.

— Бог ты мой, девяносто девять! Не хотите присесть? Я угощу вас пивом.

— Нет, не надо пива, — возразил человек, но все же присел. — Дед любил спиртное, но, по-моему, это не делает чести моему народу… Народу динов.

— Подобное можно сказать о любом народе, — согласился Давид. — Это самая распространенная отрава в мире.

— Но для нас алкоголь особенно вреден. Мы не в состоянии с ним справиться. В генах этого нет. Как еще, по-вашему, белые могли так нас ограбить — отобрать и земли, и все права?

Явная враждебность по отношению к его соплеменникам коробила Давида, но в целом он был согласен с мнением этого человека. Белые грабили и обманывали повсюду.

— Расскажите мне о Медведе, — попросил он. — Я понимал, что он вряд ли жив до сих пор… Но девяносто девять… Это нечто удивительное.

— Да, — неохотно согласился собеседник, — он был крепким орешком. Просто однажды не проснулся. Собаки не позволяли к нему подойти. Мне пришлось пристрелить их, чтобы мы смогли предать тело земле.