Западня

— Как же вы раньше не раскусили этого своего Камышинского? — вздохнула Тоня.

— А он хорошо работал, — сказал Андрей. — Три машины подорвал… В гестапо побоев не выдержал!..

И снова они перебирали варианты, которые могут возникнуть и осложнить или вовсе сорвать встречу.

Конечно, Камышинского могут вывезти из тюрьмы после десяти утра, но твердо знать этого никто не может. Затем в момент встречи Федора Михайловича с Тоней Камышинский может находиться на другом конце бульвара. Это вполне вероятно, но и на это рассчитывать нельзя.

Так на что же тогда надеяться? На что?..

Они договорились, что, если Камышинский будет на бульваре, Андрей почешет подбородок. Его-то, Андрея, он не знает, а Андрею его показывали, и не раз.

По краям одеяла, занавешивавшего окно, проступили бледные полосы. Андрей подошел к окну и, откинув одеяло, растворил его настежь.

В комнату ворвался холодный рассветный воздух. В сумерках еще чернели голые ветви платанов. Откуда-то с моря донесся сиплый гудок парохода.

— Поспим немножко, — сказала Тоня. — Ты уйдешь в восемь часов, а я в половине девятого… Но что же все-таки мы будем делать? — в который уж раз спросила она, пристраиваясь на диване.

Андрей сдвинул стулья, подложил под голову жесткий диванный валик, прилег и тихо, блаженно вздохнул.

— Ну, что? — повторила Тоня.

— Спи, спи!.. — сонно ответил он. — Это уж мое дело обеспечить… — Он повернулся на бок и тут же заснул.

А Тоня еще долго смотрела в открытое окно, за которым зарождался день, и думала, куда же это ее бросает жизнь. И сон к ней так и не пришел.

Она вышла из квартиры ровно через тридцать минут после Андрея, держа в руках потрепанную Катину хозяйственную сумку. Деньги она положила на самое дно, под старый бумажный пакет, а сверху придавила бидоном. Теперь у нее был вид хозяйки, отправляющейся за покупками.

С каждым шагом, который приближал ее к Приморскому бульвару, нервы натягивались. Тоня пристально вглядывалась в тех одиноких мужчин, за которыми в небольшом отдалении шли двое-трое. Этот? Этот? Этот?

С Дерибасовской на Пушкинскую выехало несколько машин с солдатами. На большой скорости они направились в сторону вокзала. Солдаты пели.

Андрея она увидела сразу. Он стоял со своим лотком у постамента пушки и заворачивал какому-то пожилому человеку рыбу. Едва покупатель отошел, Андрей почесал подбородок. Камышинский — на бульваре!

Часы на городской Примарии показывали без пяти девять. Осталось ровно столько времени, сколько требуется, чтобы неторопливым шагом дойти до памятника Дюку.

Она видела перед собой худую, узкую спину Андрея, его коротенькое, потертое пальто. Со своим тяжелым лотком он казался ряженым. Она никак не могла привыкнуть, что можно вот так, среди бела дня, ходить по Приморскому бульвару и торговать рыбой.

Навстречу прошли два солдата. Они о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. На скамейках сидели женщины с детьми.

Ниоткуда, казалось, ничто не грозило. Но вдруг Тоня увидела, как Андрей круто повернулся, почти побежал назад, а потом резко свернул к каменному парапету.

Что случилось? Тоня на мгновение приостановилась, но тут же, собрав волю, двинулась дальше. Ее настороженный взгляд вырвал из идущих навстречу мужчин невысокого, сутуловатого человека в сером мятом пальто; походка его была неторопливой, даже ленивой, а глаза глядели остро и беспокойно. «Он! Камышинский!» — решила Тоня, и ей стал понятен маневр Андрея. Позади Камышинского вразброс шли какие-то мужчины, но ни один из них не казался ей подозрительным — это могли быть просто прохожие.

Когда Камышинский миновал ее, Тоня уже приближалась к памятнику Дюку. Невдалеке от гранитного постамента стояли несколько мужчин, и трое, как назло, курили. Так который же из них Федор Михайлович?

Часы показывали без трех минут. Как долго тянется время и сколько событий иной раз может вместить в себя одна минута!

Краем глаза она заметила Андрея. Он устремился мимо каменного парапета к памятнику.

Тоня невольно оглянулась. Шагах в десяти от нее, возвращаясь назад, шел Камышинский.

Узел затягивался стремительно, и, казалось, нет выхода. «Что делать? Что делать?..» — лихорадочно думала Тоня. Сознание того, что она ничего не может изменить и ничему помешать, ввергало ее в отчаяние.

Чего же медлит Андрей? Он мог бы еще успеть подбежать к Федору Михайловичу и предупредить его! Почему он так неторопливо идет?.. Почему? Опять пропустит Камышинского!

Тоню трясло в ознобе.

И в это мгновение она увидела четвертого мужчину, высокого, черноволосого, в синем плаще. Он вышел из-за постамента памятника и остановился, неторопливо оглядевшись вокруг. Все в этом человеке было крупно — и голова с жестким подбородком, и руки, которыми он медленно вытащил из кармана коробку, раскрыл, достал папиросу и стал медленно ее разминать… «Федор Михайлович!» — решила Тоня. Она узнала его сразу, потому что именно таким себе и представляла.

Но почему Андрей не подходит? Куда он идет? Почему мимо?..