— Ну, это уже кое-что. — Он осторожно провел пальцем по ссадинам у нее на лице. — Может, мы и в ссоре, Ева, но ты должна была связаться со мной. Почему я должен узнавать о том, что ты побывала в аварии, из теленовостей?
— Но они же не сообщали имен… — начала она оправдываться, прекрасно понимая, что это бессмысленно.
— Этого не требовалось.
— Я не подумала. Прости, я действительно об этом не подумала. Не потому, что я… в ссоре с тобой или как там это называется. Я просто не подумала о телевизионщиках, мне в голову не пришло, что ты можешь узнать из новостей. Я думала: вот доберусь до дому и сама все расскажу.
— Ну, хорошо. А теперь тебе надо прилечь.
— Я приму болеутоляющее, но ложиться не буду. Агент Спарроуз в плохом состоянии. Он был со мной в машине. У него черепно-мозговая травма и позвоночник поврежден. Удар пришелся на пассажирскую сторону. Черт, я даже не представляю, как он выжил! Это была ракета малой дальности.
Ева закуталась в халат и прошла в спальню: ей надо было сесть.
— Ты сказала — «ракета»?
— Ну да. Скорее всего, один из этих переносных зенитных комплексов. Ну, из тех, которыми стреляют с плеча. Должно быть, он стрелял с крыши напротив управления. Наверное, подкарауливал меня. То есть, может быть, и Спарроуза, но я думаю — меня. Только вот зачем? Чтобы остановить расследование? Чтобы остановить тебя? и другое? — Она покачала головой. — Может, кто-то хотел «поджарить» ОБР, повесить на них попытку устранить копа, раз они не смогли добиться передачи им материалов расследования? А может, хотели перевести стрелки на террористов?..
Рорк протянул ей маленькую голубую таблетку и стакан воды.
— Дай мне слово, что проглотишь, или я сам запихну ее тебе под язык.
— Я не в настроении для сексуальных игр. Оставь мой язык в покое. Я проглочу.
Его глаза немного потеплели, когда он сел рядом с ней.
— Почему ты думаешь, что это не дело рук ОБР или «Бригады Судного дня»?
— Пальнуть ракетой в копа средь бела дня на улице Нью-Йорка? Не очень-то это похоже на шпионскую операцию. Если бы они хотели меня ликвидировать, придумали бы более изощренный способ, не теряя при этом заместителя директора своего агентства.
— Согласен.
— Это что, викторина?
— Хоть врачи тебя и отпустили, вид у тебя такой, будто тебя переехал грузовик. Я хочу убедиться, что по крайней мере с головой у тебя все в порядке; так что отвечай. Почему ты думаешь, что это не «Бригада Судного дня»? Они изощренностью не блещут.
— Во-первых, компьютерные террористы не посылают человека на крышу с зенитным комплексом. Именно поэтому они компьютерные. Но даже если бы они решили изменить своим привычкам, они бы не промахнулись. А это был промах. Тут разница в пару футов: если бы он ударил в машину в лоб, нам уже был бы конец. Да если бы они послали кого-то убрать копа и замдиректора ОБР, они бы так не облажались. И потом, масштаб не их. Уж если они сумели поднять стрелка на крышу, почему бы не дать ему игрушку помощнее и не снести к чертовой матери Центральное управление полиции? О них гудел бы весь эфир, они такие штуки любят. А сбить машину — это так, беглое упоминание в новостях. Им этого мало. Нет, здесь чувствуется отчаяние или истерика одиночки. Ну как, с головой у меня все в порядке?
— Похоже, черепно-мозговой травмы у тебя нет. — Рорк поднялся и подошел к окну. — Почему ты мне не сказала, что тебя вызвали в Башню?
Ева помолчала.
— Тут мы пересекаем черту, и мне это не нравится. Мне вообще не нравится, что мы… отдалились друг от друга. Но такова реальность.
— Похоже на то.
— Вот сегодня снова кто-то пытался меня убить. Так что? Ты откроешь охоту на них?
Рорк не повернулся.
— Это совершенно другое дело, Ева. Мне пришлось… примириться с твоей работой — с тем, что ты делаешь, и с тем, что могут сделать с тобой. Я люблю тебя, и именно поэтому мне пришлось принять тебя такой, как есть. Поверь, мне это нелегко дается. — Теперь он повернулся и взглянул на нее своими неистово синими глазами. — Очень нелегко.
— Это был твой выбор. Выбор всегда был за тобой.
— Как будто у меня был выбор! С той самой минуты, как я тебя увидел, выбора у меня не было. То, с чем ты имеешь дело сейчас… Я могу с этим смириться. Более того, я восхищаюсь тем, как ты с этим справляешься. Но то, с чем ты имела дело тогда, было тебе навязано, и ты была бессильна этому противостоять. И с этим я смириться не могу.
— Это ничего не изменит.
— Это вопрос точки зрения. Когда ты сажаешь убийцу в тюрьму после того, как его жертву уже похоронили, это что-то меняет? Ты считаешь, что меняет, и я тоже так считаю. Если мы сейчас начнем об этом спорить, то лишь разойдемся еще дальше по разные стороны от черты. Нам обоим нужно работать.