Западня для Евы

— Мне с самого начала казалось, что Биссел не справился бы со всем этим один. Тут нужен человек авторитетный, способный подправлять или фабриковать данные прямо на месте. И обеспечивать протекцию. Спарроуз! Вот мозговой центр. Вот руководитель и вдохновитель. Это он все спланировал. Взгляните на Биссела. Он храбростью не блещет, он не слишком умен, он не сумел сделать карьеру в организации. Он всего лишь мальчик на побегушках. И вдруг кто-то из крупного начальства предлагает ему золотую возможность. Большой куш. По мелочи он и раньше брал, но это — промышленный шпионаж! Возможно, у них со Спарроузом были общие делишки, не санкционированные ОБР. Небольшое частное партнерство. Но горе в том, что Биссел не умеет приумножать капитал. Он только и умеет, что тратить. Держу пари, его партнер куда больше преуспел.

— Тогда почему он просто не убил Биссела? — спросила Пибоди.

— Потому что ему нужен запасной выход. Ему нужен козел отпущения. Для этого он и использовал Биссела. Биссел, как всегда, исполнял роль мальчика на побегушках. Ему было поручено предложить диск с вирусом тому, кто больше заплатит, но вирус ничего не стоил, и сделка сорвалась. Вот Биссел и попал под раздачу. А теперь он мертвец. Он доведен до отчаяния. Он бежит, прячется, ему во что бы то ни стало надо остаться мертвым. Наш приятель из ОБР тоже хочет, чтобы он оставался мертвым, и у него готово дежурное объяснение насчет глобальной безопасности, если не удастся направить следствие по ложному пути.

— Должно быть, он собирался вернуть Бисселу честное имя, превратив его в настоящего мертвеца, — заметил Рорк. — Тихо, без шума, в подходящий момент.

— Раньше надо было думать, тогда он не попал бы в больницу. Мне кажется, от него ускользнул один решающий момент: когда такой, как Биссел, начинает убивать, остановиться он уже не может. И с каждым разом ему становится все легче. — Ева вытащила рацию. — Ввести полную изоляцию Спарроуза. Никто, включая медиков, не должен с ним говорить до моего прибытия. А вы начинайте добычу данных, — бросила она Рорку и Финн.

— Не забудь танкер кофе, — напомнил Финн и вышел.

— Мне нужно переговорить с вами, лейтенант. — Рорк бросил взгляд на Пибоди. — С глазу на глаз.

— Я подожду снаружи. — Пибоди выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь.

— У меня нет времени на личные разговоры… — начала Ева.

— Спарроуз имеет доступ к твоему досье, к тому, что произошло в Далласе. Если ты права в своих предположениях, он может запросто использовать досье против тебя. Обнародовать его, даже подправить, исказить факты.

— Я не могу сейчас тревожиться еще и об этом!

— И не надо. Я предлагаю тебе другое. Я могу уничтожить это досье. Если ты хочешь… чтобы досье исчезло, я сделаю так, что оно исчезнет. Ты имеешь право на охрану частной жизни, Ева. Ты имеешь право быть уверенной, что случившееся с тобой не будет использовано для спекуляций, сплетен… жалости, которую ты ненавидишь больше всего на свете.

— Ждешь от меня разрешения, чтобы влезть в государственную электронную систему и стереть один из файлов?

— Нет, я хочу услышать, что в принципе ты предпочла бы, чтобы этих файлов вовсе не существовало на свете. Чисто гипотетически.

— Ну да, это сняло бы меня с крючка — в смысле юридической ответственности. Я не считалась бы сообщницей, если бы просто загадала желание, и вдруг — бам! — оно сбылось. Какой сегодня странный день! — Слезы душили ее, она отвернулась. — Ты и я… Мы никогда не были так далеки друг от друга, с тех пор как познакомились. Я не могу дотянуться до тебя и не могу тебе позволить дотянуться до меня.

— Ты меня просто не видишь, Ева. Ты смотришь на меня, но не видишь целого, только часть. Возможно, я сам захотел, чтобы так и было.

Ева вспомнила о Риве, о ее иллюзиях, о том, как брак Ривы показался ей пародией ее собственного брака. Это было совсем не похоже на то, с чем ей и Рорку приходилось иметь дело. Рорк никогда ее не обманывал, никогда не притворялся тем, чем не был на самом деле. И она видела его целиком, причем с самого начала.

— Ты ошибаешься. Ты говоришь глупости. — В ее словах прозвучала скорее усталость, а не злость, и от этого ему стало еще больнее. — Я не могу говорить об этом с тобой, потому что не знаю, как к тебе пробиться. Мы просто ходим кругами. Но я не могу поговорить и с кем-то другим. Если я расскажу кому-то, что разрывает нас на части, это сделает их сообщниками. Почему ты думаешь, что я тебя не вижу? — Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. — Я смотрю на тебя, и я тебя вижу. Я знаю, что ты способен на убийство, и знаю, что ты умеешь находить для себя оправдания, когда чувствуешь себя правым.

Я все это знаю, и все-таки я до сих пор здесь. Не знаю, что мне со всем этим делать, но я все еще здесь.

— Не будь я способен на убийство, я не был бы тем, кто я есть. Нас обоих здесь не было бы, и не было бы у нас этого спора.