Западня для киллера

Третий день смотрящий за зоной Изюм находился под кайфом. В зону загнали два стакана шалы, и он отрывался от души. Наркоманом по свободе он не был, но тюрьма, в которой от безделья чего только не попробуешь, сделала Изюма наркозависимым. Ещё будучи школьником, он боялся наркотиков как огня, и отец, который редко бывал дома, часто кулаками воспитывал мальчика, прививая мораль и страх за непослушание. Он видел, как часто отец с дружками во дворе многоэтажки курил траву, а после вечером и ночью они не давали спать целому дому. Их смех и крики перекрывали вой скорой помощи и сирены. После накурки у отца глаза были, как у мутной рыбы, и мальчик часто убегал из дома, чтобы не попасть под его горячую руку. Отец был вор, ещё старой закалки, чем сейчас ужасно гордился Изюм, который мог на сходняке опереться на прошлое отца. И, довольный таким положением, он никогда не жалел, что пошёл по стопам родителя. Работать не надо, жрачка от пуза, сигареты, наркота, что ещё нужно для полного счастья? Хотелось бабу, но и этот вопрос можно было решить, если приплатиться. Отец бил мать, чем вызывал у сына приступы ярости. Ему было жаль мать, и он часто лез к ней под одеяло и старался утешить дорогого человека. Мать плакала и грозилась бросить отца после очередного залёта на зону. Но слова оставались словами, по всей видимости, она любила его и прощала обиды и побои. После ездила на свиданку и отправляла посылки. Мальчику это не нравилось, он понимал, что вернётся отец, и всё покатится по протоптанной дорожке. Так уже происходило, и он осознавал, что отец лучше не станет, а таким и умрёт. Правда, и ждать пришлось недолго. Как-то пришло от него письмо, что заболел он туберкулёзом и его собираются перевести в больницу. Мать ночь не спала, а утром начала собираться к отцу на свидание. Звонок в восемь утра нарушил все её планы. Звонили из тюрьмы с сообщением, что отца не довезли, и он скончался на этапе. После похорон мальчик ждал, что жизнь наладится и уже никто и никогда не будет поднимать руку на его мать. Она горевала недолго, так как внешне была женщиной приятной. Ухажёры менялись со скоростью звука. Казалось, мать берёт реванш за прошлое и отрывается по полной. Выпивки, гулянки до поздней ночи. Мальчик плакал и проклинал такую судьбу. Он мечтал о любящей матери, внимательной и доброй, но, увы, мечтам не удалось осуществиться. Отчим, который задержался у них на полгода, бил ребёнка и наказывал. Когда мальчик подрос, заставлял того бегать за пивом и сигаретами. Так началась улица и свободная жизнь. Вначале он пробовал пиво, после курил, и мать обнюхивала его, приговаривая:

– Ты точно как твой отец! Так и закончишь жизнь свою в тюряге или на помойке.

Обиды накапливались в душе ребёнка, а мать продолжала пить и воспитанием не занималась. В один из вечеров она вошла к нему в комнату. От неё пахло водкой и табаком. Он отвернулся и не хотел с ней разговаривать, а она, разозлившись, избила ребёнка ремнём. Со злости мальчик ударил мать, обозвал шлюхой и сбежал из дома. Началась совсем другая жизнь, свободная и независимая. Прозвище Изюм он получил после ограбления магазина продуктов. Мальчишка набил полные карманы печеньем, конфетами и изюмом, который он любил с детства. Пацаны и прилепили кликуху Изюм. Когда их поймали менты, его пытались вернуть домой и в школу. Но после недели скучной школьной жизни он пустился в бега. Потом была колония для несовершеннолетних, где мальчишка окреп и заматерел, и пошло-поехало. После малолетки он вернулся домой. Мать спилась и бомжевала на помойках. Погулял он недолго, и после очередного ограбления снова сел в тюрьму. Авторитет свой поднял, загоняя грев на яму. Он бегал по зоне и находил тех зэков, кто получал посылки, бандероли или вышел со свидания. Им он старательно рассказывал о тяготах жизни в карцере и о том, что надо помогать достойным арестантам.

Так, день за днём, Изюм выбегал признание и уважение у людей. С прошлым у него было всё в порядке, тем более история об отце добавляла вес в кругу братвы. Продвигаясь по иерархической лестнице вверх, вначале он стал смотрящим за бараком, а после и за всей зоной. Грехи были, а у кого их нет, – часто он, разговаривая сам с собой, приводил такой контраргумент. Так и жил, собирая общак и запуская туда руку за деньгами и наркотой. Делал он это краснея, как голубой воришка из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Врагов у него имелось предостаточно, потому что часто он кайфовал, не делясь с другими, даже с самыми близкими корешами. Кому это понравится? Зэки понимали, где Изюм берёт наркоту, но знать – это одно, а вот схватить на горячем – совсем другое. Но на воре и шапка горит, а на Изюме горела не шапка, а лицо после очередной дозы. Язык заплетался, и даже шныри определяли безошибочно, что тот накуренный.