Полуэльф чуть заметно кивнул, избегая встретиться со мной глазами.
– Ты действительно думал, что если достаточно долго будешь избегать объяснения со мной, то я забуду все произошедшее? – Я отпила еще вина. Спиртное развязало язык, позволив без стеснения высказать вслух все то, что заставляло страдать меня последнее время. – Что, увидев тебя больным и несчастным, я, как обычно, проглочу свои обиды и сделаю вид, будто ничего не произошло? Что сотру из памяти «поганую нечисть», Дорию и попытки упрятать меня в темницу, дабы не сумела избежать круга мертвых с пятью лучами?
– Ты все не так поня…
Наверное, что-то страшное отразилось в моих глазах, потому как Гворий запнулся.
Я одним глотком осушила бутылку, надеясь, что вино утихомирит разгорающееся в груди пламя ярости. Но не помогло, стало лишь хуже. Мир задвоился в глазах, как обычно бывает перед превращением. На миг я даже потерялась, в каком облике сейчас нахожусь: то ли кошки, то ли человека.
– Это худшее, что ты мог сказать в подобной ситуации, – с ледяной усмешкой произнесла я. Невероятно, но мне удалось не сорваться ни на крик, ни на звериный рык. – Даю тебе вторую попытку объясниться. И цени мое великодушие. Ты мне такого шанса не даровал бы.
– Но ты на самом деле все не так поня…
Гворий едва успел уклониться, когда в него полетела пустая бутылка. Она с грохотом разбилась об стену, разлетевшись на мелкие осколки.
– Я все прекрасно поняла, – прошипела я, царапая удлинившимися ногтями дорогую обивку кресла, на спинку которого оперлась. – И третьей попытки я тебе не дам.
– Тефна, дай ему всего пару минут, – вступился за приятеля Шерьян. – Не будь так жестока.
– Жестока? – Я разъяренной гарпией обернулась к нему. – Я жестока к нему? А он, значит, вел себя по отношению ко мне исключительно мягко и любезно? И вообще, почему ты вступаешься за него? Или одобрил план вызволения Индигерды из земель мертвых? В принципе ничего удивительного. Кто она тебе и кто я.
– Хватит!
А это уже Рикки вступил в перепалку. Мне, если честно, было жаль бедного юношу. Не стоило ему сейчас быть здесь и выслушивать все эти вещи. Но что поделать. Когда жизнь постоянно бьет тебя обухом топора по затылку – волей-неволей научишься огрызаться.
В комнате после выкрика юноши воцарилась тишина. Я тяжело переводила дыхание после учиненного скандала. Гворий и Шерьян опасливо помалкивали, не решаясь сказать хоть слово, чтобы не начался новый виток ссоры.
Напряженную колючую паузу прервал осторожный вкрадчивый стук в дверь. Никто не рисковал произнести заветное «войдите». Никто не желал первым нарушить установившееся подобие спокойствия.
Стук в дверь повторился, теперь более настойчивый. Рикки посмотрел на Шерьяна, тот в свою очередь на Гвория, а последний и так не отрывал странно умоляющего взгляда от меня. Сговорились, что ли?
– Кто бы там ни был – проваливайте! – крикнула я. – У нас серьезный разговор.
– Правда? – Дверь все-таки открылась, и на пороге возникла маленькая, взъерошенная и очень злая Ара. – А я все-таки зайду. Не против?
– Против, – хмуро возразила я, но орчиха уже пересекла порог. Одернула полы длинной свободной рубашки, по степному обыкновению не заправленной в широкие штаны, и с вызовом подбоченилась.
– Ты чего орешь? – без предисловия спросила она. Удивительное дело, Ара была на полголовы ниже меня, а тем не менее как-то умудрялась смотреть на меня с превосходством. – Чего горло дерешь на весь замок?
– Не ваше дело, – огрызнулась я.
– Как раз-таки мое. – Ара огляделась и скривила недовольную гримасу, заметив неаккуратные кляксы на ковре от пролитого морса. Кивнула на это безобразие: – Твоих рук дело?
– Да, – без тени смущения подтвердила я.
– Ну и дура. – Ара возмущенно фыркнула. – Ты хоть представляешь, сколько стоил этот ковер? А графин? Чистейший хрусталь! Великолепнейшая работа! Сейчас таких уже не делают.
– Вы желаете предъявить мне счет? – Я презрительно ухмыльнулась.
– А разве у тебя есть чем заплатить? – Ара смерила меня откровенно оценивающим взглядом с головы до ног. – Наверняка нет. Ни у тебя, ни у твоего муженька. Знаю я этого Шерьяна. Если и были какие сбережения – наверняка уже песком сквозь пальцы просочились, как из храма ушел. Только сына моего постоянно с пути сбивал, дурному учил.
– Его, пожалуй, научишь, – пробурчала я. – Он сам кого угодно плохому научит.
В темно-карих, почти черных глазах Ары неожиданно мелькнула улыбка. Она с подчеркнутой неторопливостью засучила широкие рукава, обнажив загорелые мускулистые руки, и с чуть более мягкой интонацией поинтересовалась:
– Так почему все-таки буянила? Обидели тебя али по-женски занеможила?
Я сначала не поняла, о чем она, но уже спустя миг вспыхнула ярко-алым пламенем стыда. Охота ругаться сразу же пропала. Нет, ну что за дурная привычка! Разве женщины не могут просто поскандалить? Почему их сразу же надо обвинять в неуравновешенности характера из-за определенных особенностей жизненного цикла? Позади что-то неразборчиво хрюкнул Шерьян, будто в последний момент проглотив смешок.