Оказалось, что истуканы закрывали вход в большое каменное углубление, искусно задекорированное растениями, ветками и каменными глыбами. Находилось оно метрах в двух от земли, поэтому обнаружить его было практически невозможно. Днем, когда они искали еду в подвешенном коробе, они несколько раз прошли мимо этого места и не заметили ничего, что указывало бы на прибежище. Лестницы, естественно, не было, поэтому они ничего не обнаружили.
Здесь у Шубуун было что-то типа летнего варианта жилища. Углубление было довольно большим, метров десять – двенадцать. Марина подумала: «Как наша с мамой кухня». Безусловно, что-то общее с кухней здесь было – по стенам были развешаны пучки сушеной травы, связки чеснока, сушеные ягоды, нанизанные на тонкую леску, как бусы.
В этих каменных чертогах было довольно уютно. Посередине стояли два толстых полена с укрепленной на них доской, выполняющей роль стола. Далее, в глубине, был установлен топчан с настилом из веток, устланных свежим сеном, от которого исходил умопомрачительный аромат. Освещалось жилище свечами – толстыми, длинными, закрепленными в импровизированных подсвечниках, изготовленных из причудливых корней деревьев.
В целом этот каменный мешок был неплохо оборудован и вполне пригоден для жилья. Большое количество веток, травы и сена, набросанных на каменный пол, выполняли роль мягкого паласа, поэтому Марина с удовольствием скинула с ног кроссовки, прежде чем пройти вглубь. Троеглазов последовал ее примеру.
Шубуун жестом пригласила их к «столу», на котором стояли деревянный сосуд, напоминающий по форме кувшин, три чашки, также вырезанные из дерева, лежало угощение из известного им короба.
Марина села рядом с Шубуун, сложив ноги по-турецки. Троеглазов присел на полено чуть подальше.
– Как Тимофей? Что говорят духи? – обратился он к Шубуун на полном серьезе, отчего Марине показалось, что она присутствует на спектакле в театре абсурда.
– Ему еще не время умирать. Он должен до конца пройти свой путь, это всего лишь его первое испытание. Два самых тяжелых у него впереди.
– А как быть с ранением? Заточка вошла очень глубоко! – Троеглазов продолжал расспрашивать Шубуун, нервно теребя свои пальцы.
– У богатыря твердое сердце, такое гвоздем не проткнуть…
– Но он может потерять много крови?
– Всего-то несколько капель… Но чтобы силы не покинули его, я должна попросить их у своих небесных братьев.
– Когда ты собираешься камлать?
– Когда появится третья звезда над моей юртой…
Шубуун протянула Троеглазову длинную курительную трубку, непонятно откуда взявшуюся.
– Покури, а потом выпей настой. И красавице налей. Ей тоже отдохнуть надо.
С этими словами она быстрым шагом направилась к лестнице. Но прежде чем спуститься, дернула за кусок болтающейся у входа веревки и задернула вход таким же пологом из шкур, какой был и в ее юрте.
– Мистика какая-то… – прошептала Марина. И, улыбнувшись, спросила у Троеглазова: – Вы, часом, умом не тронулись, Владлен Алексеевич? Какие духи? Какие небесные братья?
Он ответил не сразу. Сначала подошел к свече, чтобы раскурить трубку, переданную ему загадочной старухой.
– Марина, вам придется пересмотреть свое отношение к Шубуун. Иначе нам будет тяжело.
– Владлен Алексеевич, дорогой, мы с вами живем в компьютерном веке. Вы олигарх, я – историк, а Шубуун – дремучая неграмотная бабулька, по иронии судьбы задержавшаяся в своем развитии и посему живущая где-то в середине века девятнадцатого. Агафья Лыкова, да и только. Мы должны принимать ее правила игры, но это вовсе не значит, что нам нужно принимать эти правила всерьез. Давайте как-нибудь без фанатизма обойдемся, а?
– Я ей стрижено, а она мне брито! – Троеглазов начал выходить из себя. – Да пойми ты, балда ученая, здесь по-другому нельзя. Ты на ее территории, у нее в гостях, а значит, зависишь сейчас от нее на все сто процентов. Не пытайся переделать мир под себя, не доказывай мне, что ты умная, а я дурак, если верю в то, что она мне говорит! Верю! И в братьев тоже! И тебе, голубушка, придется поверить, когда она поставит Тимофея на ноги за пару дней. А теперь давай-ка пей настой и спать.
– Не хочу ничего пить! Я и так прекрасно засну!
– Пей, говорю, завтра утром поговорим.
Он поставил перед Мариной деревянную чашку, от которой шел приятный ягодный дух. Чтобы не выводить Троеглазова из себя, она залпом выпила все содержимое, не распробовав его как следует. Но питье было не противным на вкус, как раз напротив, приятным, с едва заметной горчинкой.
Марина подошла к лежанке, покрытой свежим сеном, расстелила свою куртку и, демонстративно отвернувшись от Троеглазова, легла отдыхать. Сено под тяжестью ее тела осело, чувствовалось, что под слоем сена лежит что-то мягкое, похожее на пуховую перину.
Заснула она мгновенно.
Глава 8
Проснулась Марина от какого-то стука.
Казалось, кто-то колет дрова.
Троеглазов спал рядом, свернувшись калачиком. Шкура была одна, и, видимо, он, потому что больше было некому, укрыл ею Марину, а сам поглубже закопался в сено.